***

      — Он не помнит, — сказал Гаара, приваливаясь к грязной стене спиной. Шикамару вздохнул и качнул головой, хотя это не был вопрос, и он не нуждался в ответе. — И Наруто тоже не помнит. Только они. Думаешь, это с чем-то связано?

      — Я не строю предположений, — все же ответил Шикамару. — А для фактов недостаточно данных.

      — Прекрати делать вид, будто тебе все равно, — почти зло сказал Гаара. — Ты был женат на моей сестре, и я неплохо тебя знаю.

      — Разве?

      — Да! Ты знаешь его лучше, чем все мы. Так скажи мне, какого черта…

      — Скажи лучше ты, Казекаге-сама, — перебил его Шикамару. Гаара ощутимо вздрогнул от привычно-непривычного титула, но замолчал. И почему Шикамару всегда вынужден решать чужие проблемы? Мендоксе. — Скажи. Когда он выберет Саске, ты отступишься?

      Гаара молчал. Его замкнутую боль можно было потрогать руками. Шикамару затянулся, вытащил вторую сигарету, щелкнул зажигалкой. Протянул куда-то вбок, не глядя, и кивнул, когда сигарета исчезла из пальцев.

      — Он еще никого не выбрал.

      Если бы Шикамару не было так лень, он бы рассмеялся.

      — Ему и не придется. Он своих решений не меняет.

      Быстрый летящий почерк. Корявые иероглифы, читать которые приходится команде дешифровщиков. Прямая спина, склоненная над столом голова. Напряжение в каждом движении; сковывающая тело, видимая усталость.

      — Может, вам пора отдохнуть, Хокаге-сама?

      — Сам же знаешь, что я не могу, Шика.

      Тяжелый вздох. Проскальзывающие по рукам искорки чакры. Тягучая, давящая сила — Хокаге устал, и у него почти нет сил поддерживать сковывающие ее блоки. Шикамару стоит рядом, сортируя документы, и почти придумывает повод выгнать Седьмого домой, отдохнуть, как вдруг все меняется.

      Хокаге вскидывает в пустоту взгляд, расплывается в улыбке — глаза, губы, трескучая сила на руках. Шикамару чувствует, вместе с ощущением колоссального давления на миг освободившейся чакры — радость-радость-радость, беспредельное облегчение, счастье, нежность, легкую злость за то, что так долго. Налет тоски.

      А потом Хокаге берет себя в руки и прячется за блоками, сливаясь с общим ровным фоном.

      — Саске вернулся, — поясняет он, хотя никому не нужны объяснения. Шикамару кивает и подает очередной документ. У них есть еще несколько минут до того, как Учиха пересечет границу Конохи.

***

      — Ты веришь в перерождение душ, Шика? — спросил Наруто и тут же покраснел до кончиков волос. Но взгляда не отвел.

      Шикамару вздохнул, отложил сигарету, чтобы не подавиться. Такого он не просчитывал даже в самых странных вариантах, и сейчас мозг судорожно работал, пытаясь понять, куда может завести разговор.

      — Почему ты спрашиваешь? — осторожно спросил он. Наруто раздраженно дернул плечами. Никогда не любил, когда отвечали вопросом на вопрос, подумалось Шикамару.

      — Да так. Ладно, проехали.

      — Погоди! Стой. Черт, как это проблематично! Я верю в то, что не все имеющееся изучено. И что вполне может существовать что-то, что не подтверждено официальной наукой. Например, перерождение душ.

      Наруто нахмурился и снова сел рядом. Уставился на свои ладони совершенно потерянно. Шикамару не любил лезть не в свои дела, не говоря уже про личные советы своему военачальнику, но все же Наруто — разбитый, запутавшийся, — пришел к нему.

      — Почему ты спросил?

      — Мне снятся странные сны, Шика, — потерянно ответил Наруто и спрятал лицо в ладонях. Шикамару сглотнул застрявший в горле ледяной комок и покрепче стиснул пальцы на сигарете.

      — Какие?

      Наруто кинул на него быстрый взгляд сквозь пальцы и неожиданно покраснел — густо, ярко, полыхающе. Шикамару моргнул и осознал, что, кажется, они с Наруто говорят о разных снах.

      — Без бутылки тут не разобраться, — пробормотал Шикамару, затягиваясь порядочно измятой сигаретой. Наруто согласно хохотнул — невесело и разбито, и шмыгнул носом. Шикамару осмотрел его понурую фигуру с головы до ног и неожиданно понял, что в Наруто было не так.

      Синяки почти сошли.

      Последний раз Ино ходила к директору замаливать их грехи одиннадцать дней назад.

***

      — Он снится мне, — сказал столу основательно выпивший Наруто. Саке блестело в чаше, поднимался над поверхностью легкий парок. Жутко хотелось покурить, но это был зал для некурящих.

      Зал для пьющих, но некурящих. Смешной, странный двадцать первый век.

      — Каждую ночь, Шика. Я, в целом, не гомофоб, знаешь. Ну, то есть… — Наруто сделал невозможное и покраснел сильнее, чем было физиологически выполнимо, а потом мотнул головой. — А, к черту! Меня никто никогда не интересовал в этом плане. Были девчонки, но как-то не то, понимаешь. Я думал, что я просто гей, но и с парнями тоже не получилось, так что… Ну, того. Забросил я это дело. Мне и не хотелось никогда. А потом этот ублюдок, ненавижу его. Я его ненавижу, Шика! Самовлюбленный, наглый, противный, смотрит этим своим невозмутимым взглядом, аж в дрожь бросает! И все-то ему нипочем, и на всех ему положить, и никто его задеть не может, и вообще, он не для нас, слишком крутой! Чертов урод!

      — И он снится тебе? — спросил Шикамару, проворачивая хаси в руке.

      — Каждую ночь, — потеряно повторил Наруто и в глоток осушил чашу. — Причем… Странно все это.

      — Что именно?

      Наруто вздохнул, будто набираясь решимости.

      — Да все странно. Мы… ну… трахаемся, да. Но странно.

      — Садо-мазо? Или БДМС, или…

      — Нет! — Наруто тут же помотал головой. — Не в том дело. Места странные, понимаешь. И он странный, и я. Как будто я и не я вовсе. А у него вообще такое ощущение, что руки нет. И шрамы эти… Его как будто резали все детство, Шика! Я, конечно, не в курсе, что там на самом деле, — Наруто запнулся, но все же продолжил, — но не может человек жить с таким количеством шрамов. Это ж сдохнуть после первого ранения можно, у него знаешь, что на животе творится? Тьфу, то есть во снах этих дурацких, не у него. Уверен, что этого папенькиного сыночка никто кроме меня и не бил ни разу, даттебае!

      Шикамару вздохнул, задирая голову к потолку. Он не был в курсе количества шрамов Учихи Саске, но знал одно — на теле Седьмого их было не меньше.

      — И ты думаешь, что это перерождение душ? — тоскливо спросил он у потолка.

      — Я ничего не думаю, — качнул головой Наруто. — Я просто хочу, чтобы это дерьмо закончилось. Я хочу, чтобы этот ублюдок перестал мне сниться.

***

      Через две недели напряженного затишья в их отношениях, Шикамару заметил, что воздух снова пахнет войной и горем. Он очень хорошо помнил этот запах.

      У Наруто появились синяки под глазами. Он погрустнел и затих, больше не орал на переменах и не спорил с учителями. Одаривал обеспокоенного Неджи кривой улыбкой, ускользал от попыток Гаары поговорить и даже больше не соревновался с Роком Ли в забеге на километр. Шикамару смотрел на него сквозь дым от выкуренных сигарет, а по ночам ему снились сны, в которых Наруто был маленьким мальчиком. Никому не нужным страхом Деревни.

      До того, как попал с Учихой Саске в один класс Академии и ожил, превратившись в самого непредсказуемого ниндзя номер один. Шикамару почти не помнил его до времен войны. Как-то никогда не обращал внимания. У него был Чоджи и вечерние игры в го с отцом, послеобеденный сон и скучные уроки в Академии. Он не замечал Узумаки Наруто, общаться с которым по детству запрещала мать, а потом необщение стало привычкой.

      Узумаки Наруто — ровный фон, один из тысячи голосов, ненужный мальчишка. Никто.

      Не — улыбчивый комок силы, не — скрытая в движениях мощь, не — синий-синий взгляд, не — улыбки, не — признание, не — поддержка, не — уверенность. Не непоколебимая стена за спиной, на которую можно положиться. Не Хокаге. Не герой Войны.

      Ребенок, ненавистный Деревне.

      — Ты помнишь, каким Наруто был до выпуска из Академии? — спросил Шикамару и понаблюдал, как Неджи хмурится и одаривает его растерянным взглядом. Конечно, он не помнил. Хоть кто-то помнил из них?

      Хоть кто-нибудь, помимо Саске, замечал Наруто до того, как тот поставил мир на колени и протянул руку, помогая подняться?

      Шикамару смотрел на облака, развалившись на крыше рядом с хрустящим Чоджи, и думал.

      Седьмой всегда верил в людей. Всегда любил их, всегда менял сердца, всегда… Седьмой — да.

      — Тебе никогда не казалось, что ты не знаешь его? — спросил Шикамару. Чоджи спешно проглотил чипсину, утер рот и басовито промычал что-то неопределенно-вопросительное. — Нет, ничего. Забудь.

      Все то время… тогда, в почившей в веках Конохе, Шикамару не понимал. Не пытался разобраться, не осуждал, знал свое место. Любил жену и принимал чужие причуды с ленивой покорностью. Но все же не понимал. Что такого было в Учихе Саске, чего не было ни в ком другом?

      Он так никогда и не стал частью Конохи. Не поклялся в верности Седьмому, не встал перед ним на колени, не принес присяги. Ему так и не начали доверять. Он был опасностью, неясной силой, и всегда, когда приходилось просчитывать гигантские вероятности, выискивая потенциальных врагов Альянса, аналитики ставили Учиху на одно из первых мест.

      Процент его верности Альянсу приближался к минимальным значениям. Он был опасен. Дерзок. Не соблюдал субординацию, не уважал Каге, не подчинялся законам. Смотрел бесконечно ледяным непроницаемым взглядом, не поддавался расчетам, не укладывался в сложные математические формулы. Он был… как Наруто, но Наруто любили. А Саске боялись.

      Аналитики считали, что только объединенные силы Альянса удерживают Саске от предательства. Шикамару считал аналитиков идиотами, но молчал, потому что личные отношения главнокомандующего его не касались. Он был слишком умен, чтобы лезть туда. Вот только…

      — Поцелуй меня, — смеется Хокаге, когда Шикамару уже почти закрывает дверь. У него такой тон… Нара не выдерживает и оборачивается. Успевает заметить, как вернувшийся Учиха прижимается лбом ко лбу, невесомо проводит пальцами по полосатой щеке и застывает на секунду.

      Дверь бесшумно захлопывается. Шикамару кивком отпускает АНБУ, а сам неспешно идет по коридорам, засунув руки в карманы.

      Пальцы у Саске дрожали. И… так целуют только богов, спустившихся с небес прямо в руки.

      Шикамару никогда не думал об этом раньше.

      Ведь было же что-то в Учихе Саске. В высокомерном, нелюдимом, неулыбчивом, чужом, холодном. Все считали, что он манипулирует Седьмым ради своей выгоды. Что это попытка избежать Трибунала и просто удобное прикрытие. Удобно же, когда твой любовник основополагающая сила союза?.. Шикамару не знал.

      Зато он знал Седьмого. Достаточно хорошо, чтобы понимать, что, простодушный в некоторых вещах, манипуляции и личные обманы Хокаге просекал с первой секунды. С кривой усмешкой на губах.

      А еще Шикамару, тот Шикамару, который никогда не был Шираюки Кеном, помнил.

      Мерный писк приборов в реанимации. Холодные стены. Запах смерти и суматоха там, где умирает Хокаге.

      Сидящая на полу тень. Окровавленная рука, заляпанный плащ. Стальная полоска перечеркнутого протектора на коленях — тоже покрытая кровью. Пустой, остановившийся взгляд. Ни следа чакры — все отдано туда, за стеклянные двери, — пугающая беззащитность.

      Шикамару молча встает рядом и думает, что убить Учиху сейчас проще простого. Саске не поворачивает к нему головы. Шикамару не спец, у него нет улучшенного генома или каких-то особенных глаз, но… Он достаточно долго живет, чтобы видеть, как заканчивается у Учихи чакра, непрерывным потоком заставляющая сердце Хокаге биться, пока медики пытаются спасти остальное. Как Учиха открывает одни Врата за другими, а потом, с таким же безэмоциональным лицом, открывает Врата Смерти, отдавая все, что есть.

      Хокаге справляется. Его выписывают из Госпиталя через неделю. Еще три месяца Шикамару носит документы в палату к Учихе Саске, от которого Наруто не отходит ни на шаг.

      Через полгода Учиха уже может самостоятельно есть. А еще через полгода снова покидает Коноху.

      Шикамару просыпался по утрам, стряхивал с себя воспоминания о воспоминаниях, и думал. Теперь он мог себе это позволить.

      Наруто был всего лишь восемнадцатилетним пареньком, заплутавшим в многоэтажках серого Токио. Саске звался как-то иначе, и его ждало светлое будущее в Америке или Европе. Начало двадцать первого века гремело толерантностью и правом на жизнь у каждого.

      Седьмой Хокаге Конохи и предатель Учиха Саске выцарапывали свое право жить. И они не побоялись тогда — любить, идти наперекор устоям. Улыбнуться друг другу, будучи последним мальчишкой из проклятого клана и носителем Девятихвостого. Их связывало нечто недоступное ни Шикамару, ни офицерскому составу, ни ближайшим друзьям. Седьмой никогда никому не рассказывал о детстве. О том, чего ему стоило не побояться, и протянуть Саске руку. И, разумеется, Учиха никому и никогда не говорил, чего стоило ее принять.

      — Чего ты хочешь большего всего? — спросил Шикамару у сидящего рядом Неджи. Тот пожал плечами, не отрывая взгляда от склонившегося за партой Наруто, а через несколько минут произнес:

      — Сделать его счастливым.

      Шикамару согласно кивнул, вместо сигареты сунув в рот карандаш. За окном капризно стучал дождь, размывая пыль на брусчатке. Узумаки Наруто был счастлив где-то там, среди звона стали и шороха подписываемых бумаг. В трубной тревоге Конохи, когда за спиной его были шпили и крыши, и взгляды сотен людей, а по бокам обнажал оружие боевой состав.

      Где-то там, где он знал, что Учиха Саске уже в пути.

      Серый Токио не замечал в себе чужаков.

***

      Больше всего на свете Шикамару любил спать. А лучше всего у него получалось анализировать.

      Пазл не сходился.

      Приближались экзамены. Наруто повеселел и ожил, продолжая быть сердцем их компании, но… Он больше не цеплялся к Учихе, лишь иногда бурчал какую-нибудь колкость, которую Саске игнорировал. Они не дрались. Не общались. Шикамару подумал бы, что они вообще не замечают друг друга, если бы не был так умен.

      И если бы не заметил однажды, как темен и задумчив взгляд Учихи в спину смеющегося Наруто.

      Пазл не сходился.

      Шикамару было лень, но на этот раз он не мог ждать, поэтому начал наблюдать. Не зря же он был лучшим аналитиком давно не существующего Альянса.

      Саске не вписывался в картину мира. Он не общался с одноклассниками, не пытался наладить связи, не грубил, не кривился. Был ровен, спокоен, не придирчив — всегда, когда дело не касалось Наруто. Исправно откликался на имя, которое Шикамару все никак не мог запомнить, отвечал у доски, когда спрашивали учителя. В совершенстве говорил на английском и немецком.

      Ловил летящую в него ручку, не оборачивая головы, легко уворачивался, когда Рок Ли с воплем пытался догнать очередную любовь своей юности — а увернуться от Ли было не так-то легко. Бросал мяч в корзину, словно был игроком НБА. Никогда не промахивался, забрасывая мусор в стоящий на шкафу пакет. Пользовался преимущественно правой рукой, хотя был очевидным левшой. Не боялся холодного оружия Тен-Тен. Не считал их странными, хотя странными их считала вся школа.

      Уложил Чоджи в спарринге на обе лопатки за сорок семь секунд. Шикамару был готов поклясться, что не напрягаясь. Взяв в руки боккен, взмахнул им тем движением, которым АНБУ стряхивали с клинков кровь, а потом встал так небрежно, будто не воспринимал деревянный меч ничем иным, кроме как продолжением руки.

      Все это, конечно, объяснялось: богатой семьей, хорошим воспитанием, уроками кендо и карате с самого детства…

      Но… Шикамару повезло увидеть это всего дважды: темный, темный, темный взгляд, которым Саске смотрел на Наруто, когда никто не видел. Спокойный, терпкий, любящий взгляд. Так смотрят на человека, которого знают до мелочей. До каждой улыбки, до последнего вздоха.

      Шикамару курил и думал, помнит ли Учиха Саске, как тогда, давным-давно, Седьмой умер на его руках?

      Шикамару не просто так в прошлой жизни был гением. И, может, он был слабее Неджи, но составлять сложные, многоступенчатые планы он умел лучше всех. Нынешнее время не требовало ничего сверх сложного, поэтому Шикамару просто крикнул в спину уходящего парня в твидовом пальто «Саске!», и тот, помедлив, остановился.

      Хотя ему неоткуда было знать это имя.

      — Давно ты вспомнил? — спросил Шикамару.

      — Я никогда не забывал, — ответил Саске и пошел дальше, по пустому двору к воротам школы.

      Что ж, примерно так Шикамару и думал.

***

      Пару лет назад Шикамару приснился сон. В нем собирался во внеочередной раз Гокаге Кайдан — совет пяти Каге, — по сверхсекретному делу Альянса. На него, помимо Каге, были допущены пятеро советников, сборный отряд капитанов АНБУ, обеспечивающих изоляцию комнаты, и Учиха Саске.

      Шикамару помнил, как во сне воздух монотонно гудел от собранной в маленьком помещении мощи. Чужая сила неуютно давила на плечи, мешая дышать, а от навешенных вокруг маскировочных дзюцу першило в горле.

      Крепко запертая дверь в пустом классе вечерней школы была просто смехотворна. Кого она могла остановить? Хотя вряд ли где-то в Токио еще водились ниндзя, конечно, так что пришлось смириться.

      — Так он помнит?! — проорал Киба, сводя на нет все размышления Шикамару по-поводу скрытности. — Какого хера?!

      — Заткнись, Киба! — рявкнула Сакура. Стоящая рядом с ней Хината с силой переплела пальцы и с надеждой поинтересовалась:

      — Если помнит Саске-кун, то может быть Наруто-кун…

      — Нет, — отрезал Неджи. Шикамару согласно вздохнул.

      — Как ты узнал?

      — Вычислил логически, — ответил Нара.

      — Вычислил Учиху? — скептически вскинул бровь Неджи. Шикамару смерил его ленивым взглядом.

      — Ты сомневаешься в моих способностях?

      — Мы не сомневаемся в способностях Учихи, — проворчал Киба. — Этот скрытный говнюк!.. Какого черта он молчал?

      Жутко хотелось курить. И спать. И ни о чем не думать, а тем более ничего не решать. Не замечать сосредоточенного взгляда Неджи, прищуренную Сакуру, взволнованную Хинату, гадливо ухмыляющегося Сая, и Гаару, рассматривающего закат.

      Это Шикамару должен смотреть в облака, эй.

      — Ну так, это… давайте скажем ему, что мы тоже помним?

      Вот. Шикамару хотел быть Чоджи. Старым добрым обжорой, который уважал Хокаге и воспринимал Учиху не иначе, как старого боевого товарища.

      — Я думаю, он догадался, — язвительно сообщила Ино, накручивая локон на палец. — Шика, что будем делать?

      — Жить, как жили, — ответил Шикамару, все-таки затягиваясь терпкой сигаретой.

      Они молчали — шиноби, убийцы, запертые без чакры в телах подростков, — военные, привыкшие подчиняться приказам. Они выросли в воспоминаниях о войне, а потому так и не научились жить миром. Не научились засыпать по ночам без спрятанного оружия под подушкой.

      Когда-то давно, тот Шикамару, руки которого были по локоть в крови, сказал, что люди становятся сильнее, благодаря воспоминаниям, которые не могут забыть.

      Он не ошибся. Они действительно были сильными — одиннадцать детей, повзрослевших с первого сна. Сильными, да. Счастливыми ли, вот вопрос.

***

      — Хочу кое-что спросить.

      Шикамару лениво плюхнулся на стул рядом с Учихой. Задержавшийся в дверях Чоджи удивленно оглянулся. Ино — умная женщина, — схватила его за плечо и утянула в сторону столовой, оставляя их в одиночестве.

      За дверью шумел голосами коридор. Где-то в столовой орал Наруто. Ему вторил Рок Ли, временами Сакура громко просила всех заткнуться. Шикамару знал, что Гаара подкладывает в тарелку Наруто кусочки мяса, Сай улыбается, отпуская пошлые шуточки, от которых Наруто начинает орать еще громче. Тен-Тен подбрасывает и ловит остро заточенный нож, который у нее не рискуют отбирать сенсеи. Ино, усадив Чоджи, листает новый журнал, а Хината, краснея, протягивает Кибе мангу, которую таскала в рюкзаке все утро. Неджи отправляют за забытыми палочками, потому что его побаиваются и пропускают без очереди, а Шино печатает в макбуке — консультирует энтомологический форум по вопросам выращивания каких-то жутких австралийских пауков. Еще Шикамару знал, что два места за их столом свободны. И что Наруто временами застывает, смотря на торец стола, где сидит Саске, и губы его горько сжимаются.

      — Так вот, — не смущенный игнорированием продолжил Шикамару, — вопрос. Почему ты ему не сказал?

      Саске даже от конспекта не оторвался. Шикамару зевнул.

      — То есть, очевидно же, что он к тебе неравнодушен. Он к тебе заедался, и ты отвечал. Потом ему стали сниться эротические сны с твоим участием, и он решил тебя избегать, и ты тоже начал его избегать. Ему было не очень-то радостно, знаешь.

      — Не тебе мне говорить о том, что он чувствует, Нара.

      Шикамару замолчал, перекатывая по парте карандаш. Помнить о том, как ощущается опасность, и ощущать ее оказалось совсем разным делом.

      — И все же, почему?

      — В чем твой вопрос? — наконец оторвался от конспекта Саске. — Почему я не рассказал ему о том, что в прошлой жизни его ненавидели все детство, пока он не спас ваши задницы, и вы внезапно не воспылали к нему неземной любовью? Или что у него умерли родители, или что он носил в себе демона, или что он вырос с оружием в руках? Или то, что он был Хокаге и ежедневно отправлял на смерть десятки людей? Что ты знаешь о том, как он спал по ночам? Что ты вообще о нем знаешь, помимо вечных улыбочек и идиотского поведения?

      Пожалуй, это была самая длинная речь Саске, которую Шикамару помнил.

      — Вообще-то, — Шикамару максимально лениво потянулся, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом и успокоить воющие об опасности инстинкты, — я хотел спросить, почему вы до сих пор не переспали. Вроде как… почему ты до сих пор ему не сказал, что хотел бы с ним встречаться? Ну или, знаешь, все эти ужасно проблематичные вещи: цветы, конфеты, дурацкие разговоры под луной…

      И зачем он вообще в это полез? Мендоксе!..

      Саске молчал. Шикамару мог заслуженно собой гордиться: сквозь презрительно-раздраженную маску Учихи почти проскальзывало удивление.

      — Он отказал Гааре, — добил его Шикамару. — Сказал, что ему очень приятно и все такое, но Гаара ему только друг, и он не хочет терять эту дружбу.

      — Я знаю, — глухо отозвался Саске, мотнув головой. Шикамару уже снилась эта горькая складка у губ.

      — Так что, ты его, выходит, отпускаешь?

      Саске жестко усмехнулся. Не отпускает, понял Шикамару.

      — Тогда я не понимаю.

      — А оно тебе нужно?

      — Да не особо, — пожал плечами Нара. — Меня, знаешь ли, все устраивает. Я не хочу знать, есть ли в этом какое-то мифическое проведение, или прочая чушь. Мне даже не особо интересно, была ли в нашем появлении здесь какая-то цель. Но, когда-то давно, другой я поклялся, что никогда не предаст Волю Огня. Когда-то мы вместе сражались ради защиты Деревни. Так же, как сражались поколения до нас, и как сражались те, кто был после нас. Мы были семьей. Мы и сейчас все еще семья.

      Глупо было говорить об этом Учихе. Учихе Саске из проклятого клана, который отрицал философию Конохагакуре и боролся против нее все время своего существования. Глупо, да.

      — Я никогда не сражался за Коноху, — пожал плечами Саске, скривив рот.

      — Но ты всегда сражался за Наруто, — медленно проговорил Шикамару. — И за то, во что верил Наруто. Даже после того, как он… — он замолчал, глядя как мгновенно каменеет спина Учихи. — Прости. Так почему?

      Саске долго не отвечал. Шикамару досадливо подумал, что зря потратил столько сил и нервов, и встал, прислушиваясь к гоготу и топоту катящейся из столовой волны.

      — Я не хочу, чтобы он снова сказал мне, что нас связывает общая боль. Я не хочу, чтобы он… вспомнил эту боль. Когда-то давно он сказал мне, что если мы умрем и не будет больше Учиха или джинчурики, мы поймем друг друга в следующей жизни. Я не отпускаю его, но, если без меня и без любого из вас он будет счастлив, значит, мы уберемся с его пути.

      Шикамару хотел сказать, что Саске ошибается. Что он не сможет избавить Наруто от ответственности, потому что эта ответственность возникла в нем не тогда, когда он стал Хокаге. И не потому, что берег каждого жителя. Это было в крови. С этим рождались — заточенными под эту боль. Хотел сказать, что Наруто уже взял их под крыло и уже не собирается никуда отпускать.

      Но дверь класса распахнулась, и Узумаки, торжественно воя, влетел в кабинет, сшибая парты. За ним забежал горестно вопящий Рок Ли, требующий «повторного состязания в честь нашей юности». Раскричалась Сакура, Шино с Чоджи начали собирать упавшие столы, а Наруто егозил и отнекивался от отчитывающей его Харуно. А потом, увернувшись от тумака, столкнулся взглядом с молча рассматривающим эпопею Саске. И неуверенно улыбнулся, тут же, впрочем, скорчив морду.

      Саске едва заметно улыбнулся в ответ.

***

      — Иногда мне кажется, Шика… — начал Наруто в одну из превратившихся в привычку посиделок. Бармен уже без просьб наливал им по чашке саке. Он ни разу не спросил документы, и Шикамару как-то долго думал, была ли в этом симпатия лично к ним, или прошлая жизнь старила не только сознания, но и лица?

      Иногда взгляд здешнего Наруто до дрожи напоминал взгляд Нанадайме Хокаге — тяжелый, спокойный, уверенный взгляд человека, в чьих руках меняющая реальность сила и ответственность за тысячи жизней членов Альянса.

      Может быть, Саске и был прав. Наруто не будет счастлив, вспомнив кровь на своих руках.

      — Иногда мне кажется, — прошептал он, стискивая руки на чаше, — что я схожу с ума. Мне снится мальчик, потерявший семью. Мне кажется, что я чувствую его боль. Ему так больно, Шика… Почему мне это снится?

      А может быть и нет. Он будет всю жизнь думать, что у него проблемы с психикой. И всю жизнь ему будет сниться чужая смерть и чужая жизнь. Ему будет сниться Саске, и эти сны не дадут покоя. Он умрет в семьдесят пять, одиноким стариком, осознающим, что рядом было нечто необъятное, что ускользнуло, вильнув хвостом. Одиноким стариком, преисполненным сожалений.

      — Ты просто втюрился в Учиху, — максимально лениво ответил Шикамару.

      Наруто вскинул на него взгляд. Нара прищурился, готовясь к возражениям и крику, но Узумаки лишь усмехнулся и повел плечом, прячась за челкой.

      — Может, ты прав.

      На секунду Шикамару показалось, что рядом снова сидит Седьмой, а за окном шумит Коноха. И ничего не может произойти, потому что ее залитые солнцем крыши бережет его спокойная, уверенная сила.

***

      Ни Саске, ни Шикамару не учли тот факт, что Узумаки Наруто никогда не позволял решать за себя, каким будет его путь. Этот Наруто был взбалмошным и дерзким, веселым, немного хамоватым, но, в общем и целом, он ничуть не отличался от того уверенного в своем выборе подростка, который в итоге стал Хокаге.

      Шикамару не удивился, но… Да ладно, ладно, у него чуть глаза на лоб не полезли, когда после памятного разговора о влюбленностях, смурной и тихий все утро Наруто, что-то для себя решив, с крайне насупленным выражением лица подошел к собирающему вещи Учихе и выдал:

      — Нам надо поговорить, теме.

      Класс замер, как АНБУ в засаде. Даже Танака-сенсей задержался в дверях, с самоубийственной решимостью собираясь не допустить очередную драку. Саске аккуратно закрыл книги, сложил письменные принадлежности, закинул сумку на плечо. Встал, поправив лямку.

      — Ну, пойдем, — сказал он и направился к выходу.

      Глядя его в прямую спину, Шикамару думал, что у Саске изначально не было шансов. Ни у кого, по сути, не было шанса избежать Наруто, подарив ему спокойную гражданскую жизнь — Седьмой Хокаге никогда не признавал таких подарков.

      Если раз за разом биться в непреодолимые стены, отчаяние захлестнет с головой, вынуждая отступить. Но Узумаки Наруто не умел отступать, и в итоге стены извинялись и отходили сами.

      Танака-сенсей, изумленно глядящий вслед идущим бок о бок Саске с Наруто, вздрогнул от резкого треска. Неджи сжал окровавленный кулак, отодвинулся от сломанной парты и исчез так стремительно, что сенсей не успел ничего сказать.

      Как же это проблематично. Черт.

***

      Шикамару не знал и не хотел знать, о чем именно они поговорили, но на следующий день Наруто пришел в школу тихий и задумчивый. Саске невозмутимо сел на свое место, рядом с Роком Ли, и половина дня почти ничем не отличалась от сотен таких же дней. А потом Наруто и Ли затеяли какой-то очередной спор, в котором Узумаки не без труда, но выиграл, и когда Шикамару проснулся на шестом уроке, Наруто уже покачивался на стуле рядом с Учихой.

      И демонстративно его игнорировал.

***

      На следующий день они, впервые за три месяца, подрались.

***

      И на следующий.

***

      Через неделю Шикамару застал их целующимися в пустом классе, куда его отправил Танака-сенсей на поиски мела.

      Он на мгновение застыл, глядя, как Учиха перебирает волосы Наруто, а другой рукой притягивает его за шею ближе, и как Наруто отвечает, и на губах у него мелькает диковатая ухмылка, и закрыл дверь.

      Ну его, этот мел. Лучше поспать в кладовке, там его точно никто не найдет.

***

      — Ты считаешь это нормальным? — рыкнул Неджи, глядя, как Узумаки фыркает и давится смехом, а сидящий рядом Учиха снисходительно ухмыляется. — И вы все? Он же использует его!

      Шикамару лениво повернул голову в их сторону, заметил: сцепленные пальцы, синяк на шее Саске, тихую нежность в его глазах, то, как Наруто произносит одними губами «прекрати вести себя, как ублюдок», и пожал плечами:

      — Я вообще ничего не считаю. Мне пофиг.

      Они сидели на трибунах, наблюдая, как играет внизу женская баскетбольная команда, и ожидали своей очереди. Наруто возжелал посмотреть поближе, о чем и сообщил на весь стадион, и попер вниз прямо по скамейкам и головам, схватив за руку упирающегося Учиху.

      — Он кажется таким счастливым, — тихо прошептала Хината, — разве это плохо, Неджи-нии?

      Она не сделала его счастливым. Как и он ее. Они испортили друг другу жизнь, но разошлись лучшими друзьями — им некого было винить в собственных ошибках, помимо себя.

      — Надолго ли? До следующего предательства?

      Сай, прищурившись, окинул взглядом сперва Неджи, а потом склонившихся друг к другу Саске и Наруто. Шикамару видел, как он недоуменно нахмурился.

      — Они долго жили вместе после того, как ты умер, — Гаара пожал плечами. Шикамару скосил на него взгляд, а потом закурил, подумав, что Казекаге всегда был хорошим другом. Очень хорошим.

      — Ага, — громко гоготнул Киба, — мы все это знали!

      — И нас это не касается, — гневно воскликнула Тен-Тен. — Или вы забыли о Трибунале и наказании за шпионаж за верховным главнокомандующим?

      Они замолчали. Тен-Тен была в резервном составе третьего отряда АНБУ, вспомнил Шикамару.

      — Сакура-ча-а-ан! — восторженно завопил Наруто. — Ты прекрасна, Сакура-чан!

      — О, забили, — сказал Шино.

      — Узумаки, заткнись, шаннаро!!! — сотрясся стадион. Рок Ли, до того занятый встревоженным рассматриванием Неджи, подскочил и заорал громче Наруто:

      — Сила юности всегда будет с тобой, Сакура-чан!

      — Ура-а! — раздался снизу вопль главнокомандующего и тут же прервался ударом учиховского локтя о затылок. Завязавшуюся потасовку Сакура размела гневным воплем, за что заработала штрафную карточку. Наруто горестно взвыл и повис на Учихе, которому недавно пытался выбить зубы. Саске закатил глаза, Сакура пошла спорить с судьей, а Наруто весело разулыбавшись, на секунду прижался губами к чужой обнаженной шее.

      Шикамару выкинул бычок от сигареты и уставился в безмятежно плывущие по небу облака.

***

      — Прозвучит глупо, Шика, но мне кажется, что то, что я к нему испытываю, гораздо глубже любви. Я будто… знал его всю жизнь. Будто бы и не жил раньше, веришь?

      — Верю, — кивнул Шикамару.

      Он и правда верил.

***

      — Саске-те-е-еме, — ныл Наруто, — ну расскажи.

      — Сгинь отсюда, — в который раз повторил Саске, отмахиваясь. Наруто обиженно надулся, рискованно покачиваясь на стуле.

      — Не будь ублюдком, теме, расскажи!

      Саске вздохнул. Шикамару тоже вздохнул: он почти даже сочувствовал. Когда Узумаки что-то хотел, от него невозможно было сбежать. Ино переглянулась с Сакурой и опустила голову вниз, пряча улыбку.

      Шикамару прикрыл глаза. Это ощущалось в воздухе: дух, единство, братство. Семья. Отряд, собравшийся у костра, во время долгой миссии: и любому можно подставить спину, любому можно доверять. Они прожили рядом всю жизнь, ту, другую. Сражались бок о бок долгий век. Они выросли, выжили, повзрослели, постарели — вместе.

      — Ну расскажи-и-и!

      — Давай я лучше расскажу тебе, какой ты идиот? — предложил Саске, едва заметно усмехаясь. Наруто стремительно показал ему язык.

      — Лучше расскажи ему, как ты его предал.

      Голос разнесся над головами. Шикамару закусил карандаш, неверяще оборачиваясь к Неджи. А тот сидел, сжав кулаки, и смотрел только на Наруто.

      То, что было в воздухе, чем так хорошо и легко дышалось, развеялось, как дым от походного костра.

      — Не хочешь? Давай я расскажу. Он предал тебя. Бросил. Ушел ради силы и избил тебя до полусмерти. А потом много раз пытался убить.

      — Неджи! — воскликнула Тен-Тен, но Хьюга не обратил на нее внимания, поднимаясь на ноги.

      — Ты ведь догадался, да? Что что-то тут нечисто. Тебе ведь снились странные сны: про шиноби, про войну? Про нас? Снились?

      Снились, понял Шикамару по растерянно-испуганному взгляду Наруто. Он обернулся на Саске, как всегда оборачивался — последний оплот, последняя уверенность, единственная стена за спиной у Хокаге. Саске безэмоционально сидел, чуть откинув голову. Полностью расслабленный.

      Наруто поднялся и отступил на шаг.

      — Он предал тебя. Ты помнишь? Он всегда тебя предавал. Он почти убил Сакуру. Он пытался убить Каге. Он пытался убить тебя! Ты помнишь?!

      Наруто смотрел на Саске и только на него. Меньше всего Шикамару хотел знать, что было в том взгляде.

      — Ты был один. Ты помнишь, как это было больно? Мы помним!.. Это не просто сны, Наруто, это наше прошлое. И ты страдал из-за него, ты разрушал себя! Мы все помним, как тебе было больно, а ты все равно продолжал спасать его, продолжал жертвовать собой!..

      Они все отвели взгляд, все до единого. Молчали. Наруто смотрел на Саске. Меньше всего на свете Шикамару хотел знать, каково это — выдерживать этот взгляд.

      — Ты помнишь!.. — выкрикнул Неджи, подходя почти вплотную к Наруто.

      — Закрой. Свой. Рот!!

      Захотелось вжаться в стену и замереть. Сделать все, что угодно, лишь бы не попасть под обжигающий гнев Учихи Саске. Неджи замолчал, сжимая кулаки и не отступая, а Саске одарил его лишь мимолетным, ничего не выражающим взглядом и снова посмотрел на Наруто. Прямо в глаза.

      — Он говорит правду, — негромко сказал Наруто. Очень уверенно. А потом добавил, с мимолетной тоскливой надеждой: — Да?..

      — Да, — ответил Саске. И пожал плечами. — Скорее всего, да. Меня не было рядом с тобой, я не знаю.

      Ты лжешь, подумал Шикамару. Ты лжешь, лжешь, лжешь. Ты знаешь, что он чувствовал. Кто, если не ты?..

      — Ясно, — сказал Наруто и отвернулся. В том, как Саске закрыл на секунду глаза, Шикамару без труда узнал отчаянный, звериный вой, которым кричал Учиха, прижимая к себе бездыханное тело Седьмого. — Спасибо, Неджи. За честность.

      Они расступились, пропуская его. Позволили уйти, ошарашенные, пораженные. Дверь захлопнулась с негромким стуком, который почти заглушило сорванное дыхание.

      Саске аккуратно отодвинул учебник на край стола. Медленно поднялся.

      — Ты не имеешь права быть рядом с ним, — холодно сказал ему Неджи. — Ты сделаешь его несчастным. Опять.

      — Он был счастлив, — ровно сказал Саске, приставляя стул к парте. — Он был очень счастлив.

      Шикамару даже не успел заметить, как это случилось. Вот — они стоят друг напротив друга, и Саске спокоен, как скала, и вот — совсем по-граждански взвизгивает Хината, а Саске уже впечатывает в лицо Неджи кулак. С размаху. Не щадя. И бьет-бьет-бьет, с легкостью ускользая от ответных ударов, ломая кости, пугающе быстрый, пугающе спокойный. 

      Прошло всего несколько секунд, и их кинулись разнимать — голосящий Рок Ли, орущий Киба, сосредоточенный Гаара, как всегда улыбающийся Сай. Этих нескольких секунд хватило, чтобы Учиха Саске — вторая сторона пророчества, равный Мудрецу Шести Путей во всем, доживший до шестидесяти восьми лет, двадцать лет подряд после смерти Седьмого считавшийся сильнейшим в мире шиноби, — превратил гения клана Хьюга, скоропостижно погибшего в семнадцать, в поскуливающий кусок мяса.

***

      Никто не подумал, что так произойдет. Гений Шикамару Нара не рассмотрел такую возможность, хотя сейчас-то все было очевидно: они отличались.

      Высший боевой состав Конохи, офицеры, дожившие до возраста, до которого доживают далеко не все шиноби. Воспоминания пропитывали их: все поступки, все решения принимались с оглядкой на прошлую жизнь. Шикамару помнил другого себя в глубокой старости: членом Совета при новой Хокаге, жутко мудрым, жутко уставшим. Помнил, как хоронили Сакуру и Ино, помнил смерть Тен-Тен, Рока Ли, своего сына и своей жены.

      Он помнил, как помнили они все: сожаление за детские решения, за свою молодость. Снисходительность по отношению к молодежи.

      Никто не мог винить Неджи. Рано повзрослевшего, но погибшего в семнадцать. Никто не мог обвинять его в попытке спасти человека, который в свое время спас его. Никто не объяснял ему, как жили Наруто и Саске после войны. Он видел лишь боль, которую испытывал шестнадцатилетний мальчишка, и знал лишь приказы Каге, решивших уничтожить опасного предателя.

      Неджи не мог знать, думал Шикамару, глядя, как Сакура осторожно перебинтовывает его грудь, сдавливая сломанные ребра.

      — Может, в больницу? — неуверенно пробасил Чоджи. Шикамару вздохнул, а хрипящий Неджи мотнул головой.

      Все молчали.

***

      Наруто не было неделю. И Саске тоже не было. Неджи лежал дома; Сакура с Ино ходили к нему каждый вечер и сидели по нескольку часов. Ино удалось уболтать родителей Хьюги; Шикамару как никогда восхищался ее способностями.

      Они молчали. На уроках, после уроков. Они не боялись это обсуждать, просто права была Тен-Тен — привычка сплетничать и шпионить за вышестоящими по званию быстро выбивалась из молодых шиноби.

      Экзамены были совсем на носу. В школе нарастала паника, Танака-сенсей каждый день напоминал о необходимости успешной сдачи. Третий А класс старшей школы не интересовался экзаменами. Шикамару спал весь день напролет. Сай рисовал что-то грандиозное на притащенном в школу мольберте, и изъять этот мольберт не удалось даже коалиции учителей с директором во главе. Гаара с Кибой играли в карты, Тен-Тен успокаивала постоянно плачущую Хинату. Рок Ли пропадал на стадионе, Шино сидел в компьютерном классе, Чоджи ел.

      Но на самом деле они ждали. Выжидали чуткой привычкой ниндзя, способного часами неподвижно висеть в одной позе. Ждали-ждали-ждали.

      Дождались.

      Утром очередного понедельника, в солнечный класс третьего А зашел Нанадайме Хокаге-сама.

      Они поднялись против воли. Это было выше разума, безусловный рефлекс: встать по стойке, скрестив руки за спиной, приветствуя Хокаге, выражая ему почтение, уважение, должный страх.

      Хокаге-сама вздохнул, кивнул, рукой приказал «вольно!» и закрыл дверь.

      Шикамару задохнулся, почувствовав, как полог чакры захлестнул защитный контур. Ледяной, знакомой чакры, упавшей на плечи давящей мощью.

      — После экзаменов, — сказал Хокаге-сама, — я переезжаю обратно в Киото. Поступаю в Киотский университет, на психолога.

      На психолога?.. Шикамару почувствовал, как кончается воздух… Психолога?.. Он же вспомнил, как он может?.. И эта чакра… никто из них не умел пользоваться чакрой. Это осталось там, в прошлой жизни, никто не…

      Никто не пытался, неожиданно понял Шикамару. Никто не пробовал, они молча приняли это, как должное, они забыли, как тяжело было пробуждать в себе чакру тогда, в детстве, в Академии. Как кровью, потом, болью они заставляли чакроканалы оживать. А Хокаге просто… просто поверил.

      — Я хочу, — сказал Хокаге-сама, — чтобы вы поняли. Вы вспомнили раньше меня, вам будет трудно, но вы должны понять — той жизни больше не существует. Ее нет. Коноха… — его голос дрогнул, но в глазах продолжала сиять уверенность, — мертва. Все, кого вы помните, мертвы. И вы тоже. Я умер тогда. Вы не те люди. Здесь нет… нет кланов, нет шиноби, нет джинчурики. Здесь вы те, кем никогда не могли бы стать. У вас тысячи путей впереди. И я прошу вас выбрать правильно. Я прошу подумать, прежде чем решать.

      Наруто потер лицо руками и улыбнулся.

      — Вы обещаете, даттебае?

***

      Шино стал биологом. Он основал крупный отдел в исследовательском институте, посвященный энтомологии, и стал весьма популярен в определенных кругах. Шикамару слышал, что его группа открыла специфический фермент, выделяемый каким-то видом насекомых, который теперь успешно пытались модифицировать в цитостатик для борьбы с раком.

      Ино и пыталась. Она была ведущим специалистом в фармакологической компании и совмещала основную работу с написанием докторской. Кажется, второй по счету.

      Сакура специализировалась в нейрохирургии. К ней отправляли больных со всего мира, ее уважали и боялись: строгую даму с собранными волосами и стальным голосом.

      Хината вышла замуж за доброго и милого парня, который чуть не стал заикой, когда бывший офицерский состав Конохи сканировал его пронзительными взглядами на предмет соответствия строгим идеалам. Парень был заботливым, ласковым и обожал Хинату и двух ее дочерей, так что, в скором времени, им пришлось смириться. Киба подарил на свадьбу самого крупного щенка из своего питомника, и, судя по ценам в интернете, это был самый дорогой подарок из всех, включая машину.

      Тен-Тен занималась разработкой оружия и выпечкой кексиков, и не ясно, как это сочеталось в ней. Рок Ли ел их и не толстел, потому что несколько раз побеждал на Олимпийских играх, а в графике его тренировок едва хватало места на сон и кексики.

      Гаара основал крупную компанию, ставшую цербером на мировом рынке. Они не проигрывали никому и никогда, потому что коллектив был семьей, и потому что Гаара стоял стеной за каждого сотрудника. Его любили.

      Неджи стал лучшим адвокатом Японии, как любили кричать об этом газеты и сайты. Он мог вытащить из тюрьмы любого, но помогал только тем, кто был достоин. Его называли «современным рыцарем», и довольно много времени он тратил, скрываясь от поклонниц. Очень помогала чакра, как он не раз говорил, и десятый дан каратэ.

      Шикамару встречался с Чоджи по вечерам пятницы. Они пили пиво, ели токияки и чипсы, а иногда тренировались на глади лесного озера. Шикамару все-таки пошел в отдел аналитики информационно-исследовательского бюро. Япония была страной ничуть не хуже Страны Огня, а Шикамару поклялся себе защищать людей до последнего вздоха.

      Он ходил на каждую выставку Сая. На его любимой картине ярко сияли тринадцать звезд, обращающихся вокруг одного, самого яркого солнца. Созвездие Скорпиона.

      Шикамару повесил копию у себя в квартире, а вторую копию отправил по адресу, записанному в телефоне. Пришедшая в ответ смс-ка до сих пор висела в сохраненных.

      «Не смешно, тебае! Саске-теме передает тебе привет и спасибо, и не говорит, за что. Так что упивайся мыслью, что я буду пытать его до тех пор, пока он не скажет ^_^!
P.S. Когда вы приедете, черт возьми? Бери отпуск, нас с теме уволят, если мы будем так часто к вам шляться!
Великолепный Узумаки Наруто-сама, даттебае! И блистательный Учиха Саске, хотя за блистательного он меня побил ;D»

      Япония дышала духом и волей огня, пусть даже не знала об этом.