* * *
14 марта.
Я, наверное, и вправду идиот, раз снова открыл эту тетрадь. Но, как бы там ни было, начну.
Сегодня Саске, мой младший брат, стал свидетелем моей ссоры с матерью.
Как же я не люблю, когда меня отчитывают при нем.
Мать снова недовольна моим внешним видом. Каждый раз одно и то же. Ей не нравится, что я ношу узкие джинсы с низкой талией, обтягивающие кофты и женоподобные свитера. Она говорит, что я позорю нашу семью, являясь в таком виде в университет.
Достала.
Я уже не маленький, так что ей вряд ли удастся изменить мой вкус в одежде.
Перепалка началась на кухне, где, как назло, обедал Саске. Я кричал на мать, чувствуя, что на меня во все глаза смотрит брат.
Это еще больше раздражает.
Прошипев ему «Чего рот раскрыл?..», я демонстративно развернулся и отправился в свою комнату, не обращая больше внимание на материнские вопли по поводу того, как я разговариваю с младшим братом.
Как же все достали.
Защелкнув за собой замок, я облегченно вздохнул и повалился на кровать. Закрадывающееся в душу чувство вины я заткнул напыщенной злобой и постарался забыться сном.

* * *
18 марта.
Сегодня понедельник, так что дома родителей нет. Чему я, безусловно, рад.
Саске вчера затемпературил, поэтому меня попросили посидеть с ним дома. Что ж, хотя бы не придется переться в университет.
Но этот внезапный выходной идет как-то в тягость. Мне совершенно нечем заняться. Переделав все, что можно, я со скуки принялся слоняться по дому, а потом решил заглянуть в комнату братца. А то что-то он притих.
Дверь не заперта, так что я свободно распахиваю ее, толкнув ногой, и вхожу внутрь.
Саске сидит на кровати, закутанный в одеяло, и листает какой-то журнал. Напуганный моим внезапным появлением, он начинает лихорадочно прятать его, краснея при этом, как рак.
Я все же разглядываю яркую обложку.
Какая-то порнушка.
Ехидно скалюсь и сажусь на край кровати. Блестящие глаза брата смотрят на меня с нескрываемой ненавистью.
- Фу, как пошло. – Кривлюсь я, забавляясь алым румянцем Саске.
- Тебя стучать не учили? – Срываясь, шипит он.
- Учили. Но что поделать, непутевый я сын. – Растягиваю губы в издевательской ухмылке. – Пора бы девчонок в дом водить, а не журналы под кроватью прятать.
- Пошел вон, – почти шепчет он, трясясь от злости.
Я откидываюсь на локти, обращая тело в полулежащее положение, всем своим видом показывая, что не уйду.
- Саске, Саске, и как ты разговариваешь со старшим братом? – Качаю головой я.
- Так, как ты этого заслуживаешь! – Орет он и тут же закашливается.
Ну вот, я опять довел его.
Тут же подрываюсь и иду на кухню заваривать ему лекарство. Пока закипает чайник, беру кружку и высыпаю в нее из пакетика порошок. Что-то от гриппа. Залив кипящей водой, размешиваю и иду обратно в комнату с явным намереньем извиниться.
Толкаю дверь плечом, но она уже закрыта. Я, не ожидая этого, отшатываюсь назад, расплескивая лекарство и обжигая свои пальцы кипятком.
Тихо ругаюсь от боли и стучу в дверь ногой.
- Саске, открой!
В ответ тишина.
- Саске, лекарство…
- Пошел к черту! – Кричит он и снова захлебывается кашлем.
Я бессильно прислоняюсь лбом к холодному деревянному косяку.
Интересно, у других старших братьев такие же проблемы с младшими, или я один такой?..
В руках стакан с темной жидкостью, которая приторно пахнет яблоком и корицей. Отхлебываю немного.
Ну и гадость.

* * *
19 марта.
Со вчерашнего дня мы с Саске не разговаривали. Он до прихода родителей не выходил из комнаты, но вечером на вопрос мамы ответил, что все хорошо и что все лекарства он принимал.
Ну, надо же, не наябедничал. Наверное, боялся, что я заикнусь про журналы…
Глупый…
Меня все так же оставляют в роли сиделки брата. Мне опять скучно.
Сегодня валялся на диване и вдруг вспомнил один эпизод, связанный с Саске, от которого вдруг заныло под лопаткой.
Саске тогда было пять… В детстве у нас были очень неплохие отношения…
«Я сидел с ним на полу и помогал собирать из конструктора какой-то домик. Саске то и дело неосторожным движением все рушил и, хныкая, просил помочь. Я вздыхал и помогал, показывая, как нужно делать, а братец счастливо улыбался, подавая нужные детали…
Когда все было готово, мы с чувством выполненного долга уставились на наше творение.
- Молодец, Саске! Ты отличный строитель! – Миролюбиво улыбнулся я.
Братец, расплывшись от похвалы, потянулся, чтобы обнять меня. Я неловко прижал его к себе, чувствуя, как он крепко обхватывает меня за спину своими маленькими ручонками.
- Итачи, поцелуй брата.
Я опешил. Эту фразу всегда говорила мать, когда уезжала к родственникам на выходные с Саске. Я жался, хмыкал, но все же сухо целовал его в щеку.
А тут он в первый раз сам мне это сказал.
Я тупо уставился на него, смущаясь под его чистым детским взглядом.
- Поцелуй брата. – Более требовательно попросил он.
Я, как загипнотизированный, нагнулся и поцеловал. Просто дотронулся до его теплых припухлых губ своими, пересохшими и сжатыми, и тут же отстранился.
Он вмиг залился звонким счастливым смехом, щуря черные большие глаза…»
Я нервно хихикнул и поднялся с дивана. Почему я вдруг вспомнил этот случай?..
Выдавив пару таблеток из стандарта, я отправился в комнату брата. Пора принимать лекарство.
Он сидел, скрючившись на одеяле, читал какую-то книжку и даже не повернул головы, когда я зашел. Молча проглотив таблетки, он запил их водой и вновь уткнулся в текст.
Я осторожно сажусь рядом. Подмывало просить «а где же твой журнальчик?», но я стерпел и лишь дружелюбно поинтересовался:
- Что читаешь?
Меня упрямо игнорируют.
Вот так всегда.
Тихо вздохнув, я задираю голову и принимаюсь разглядывать потолок. Повисшее напряжение начинает угнетать, но я упрямо не двигаюсь с места.
Саске не переворачивает страницу вот уже пять минут. Он смотрит куда-то сквозь строки и так же молчит.
- Ты извини за вчерашнее. – Собственный голос кажется чужим.
Я не привык говорить такие слова.
Брат едва заметно вздрагивает и, словно опомнившись, захлопывает книгу, небрежно отодвинув ее в сторону.
- Ты мешаешь мне читать, – хмуро ворчит он, но злости в тоне я не замечаю.
Опять молчание. Тишина звоном закладывает уши. Ее нарушает лишь хриплое покашливание.
Я словно по команде рванулся к Саске, развернул его лицом к себе и прижался губами к горячему лбу. Он напрягся, съежился, вжимая голову в плечи, и уперся слабыми руками мне в грудь, отталкивая.
Отодвинувшись, я театрально закатил глаза и тонким, писклявым голосом пропел:
- Саске, милый, у тебя температура. Марш в постель, я приготовлю тебе молока.
Это еще один приёмчик матери. Она всегда так делала, если кто-нибудь в семье болел.
Брат фыркнул и сипло засмеялся, глядя на него, я тоже расхохотался во все горло.
Наверное, теперь все пойдет по-другому.

* * *
21 марта.
На градуснике 38.4. Чувствую себя ужасно. Саске меня все же заразил.
Теперь я, как и он, на недельном больничном. Наверное, это не так уж и плохо…
Зову брата смотреть со мной фильмы. Он, к моему удивлению, соглашается, и мы до вечера торчим у телевизора, а когда приходят родители, желаем им спокойной ночи и с красными глазами заваливаемся спать.
Весело, ничего не скажешь…

* * *
23 марта.
Сегодня я ужасно злой.
Когда я вышел на балкон покурить, то увидел, что пачка почти пустая, хотя должна быть половина. Хмурясь, вхожу в комнату брата и, облокотившись на стол, спрашиваю:
- Саске, ты опять курил?
Брат помотал головой и скромно покашлял в одеяло.
- Не ври! Признаться смелости нет?! Ты только и можешь, что сигареты тырить. – Последнее я произношу с пренебрежительной брезгливостью.
- Кто бы говорил! Сам их от мамы в шкафу прячешь!
Да уж. Знает братец, куда бить…
- Я просто не хочу ее расстраивать. Я бы не курил, да бросить не могу. А ты-то чего начинаешь?
Саске молчит и смотрит в сторону. Кажется, пора закругляться.
- Вот что я скажу: еще раз увижу - заставлю выкурить целый блок, а потом прополощу твой рот с мылом.
И неважно, что слова слишком напыщенные. Главное, с тоном не переборщить. Голос должен быть холодным и властным, не терпящим возражений. Это предупреждение, а не пустая угроза.
По тому, как брат вздрогнул, я понял – он поверил.
Ну и хорошо.
(после пяти минут раздумий)
И все же я плохой старший брат. Никого личного примера не подаю. Что за черт…

* * *
30 марта.
Сегодня Саске попросил занести ему полотенце в душ. Я бы с места не сдвинулся, если бы дома кто-нибудь был. Увы, родители уехали к друзьям.
Пришлось вставать, тащиться к шкафу, достать оттуда полосатое полотенце и плестись к ванной. Постучав в дверь, я недовольно бросил:
- Сколько раз тебя можно просить, приготавливай все заранее…
Мне не открывают. Нетерпеливо долблю ногой.
Дверь приоткрылась. Мне в лицо пахнуло теплым, мокрым паром.
- Извини, из-за воды не услышал.
Протягиваю полотенце, разворачиваюсь и на деревянных ногах ковыляю к своей постели. В голове пульсирует только что пойманный образ: Саске в облаке водяного пара. Раскрасневшийся, чистый, мокрый и совершенно голый. Стоит боком, переминаясь с ноги на ногу на голубом холодном кафеле. Белое тело сплошь покрыто стекающими каплями. Одна соскользнула с шеи и съехала к соску. Взгляд опускается ниже, на слабо выраженные ягодицы... Угольная челка слиплась и сосульками свисала на лицо. Черные глаза щурятся в виноватой улыбке…
Черт. Внутренности, кажется, сжались в тугую стальную пружину…
Когда я в последний раз видел его голым? Хм… Когда он был совсем маленьким. Когда мама заставляла меня пеленать его. Или когда я иногда соглашался купаться с ним вместе. Да, пожалуй, все.
Ну, и, конечно же, сегодня. Интересно, а ведь кожа у него должна быть мягкая, словно бархат…
От собственных мыслей делается плохо. Комната, где я нахожусь, становится тесной, душной…
Черт. И почему я сейчас думаю о Саске не как о брате, а как о человеке, один вид которого меня возбуждает?.. (последние слова зачеркнуты)
Что я творю?
Я сошел с ума.
Я извращенец.
Я желаю своего младшего брата. (зачеркнуто, зачеркнуто, зачеркнуто)
Сожгу, сожгу эту чертову тетрадь!

* * *
(пара страниц неаккуратно вырвана)

* * *
Вчера произошло самое кошмарное из того, что вообще могло случиться.
Вернувшись домой из университета, я вошел в дом и поразился, до чего тихо. Родители на работе, а вот Саске должен уже прийти со школы.
Послышалась тихая возня из моей комнаты.
Из моей?!
Грудную клетку сжало от нехорошего предчувствия. В животе, казалось, образовался ледяной ком.
Кое-как раздевшись, я метнулся к себе и замер на пороге, пытаясь унять сердце, трепыхавшееся где-то в глотке.
На меня в упор смотрел Саске, стоявший посреди комнаты.
Взгляд скользнул за его спину.
На кровати валяется раскрытая общая тетрадь.
Это мой дневник. Мой чертов дневник!
Меня начинает трясти.
Я знал, что когда-нибудь так получится. Я, наверное, даже втайне от себя самого хотел этого. Хотел, чтобы Саске узнал, о чем я думаю. Узнал сам.
У меня, наверное, не хватило бы духу сказать ему это.
Но, тем не менее, я начинаю злиться. Меня просто лихорадит от ярости. Сухим, песчаным голосом вкрадчиво спрашиваю, впиваясь ногтями в деревянный дверной проем:
- Ты трогал мои вещи?
Саске, не меняя странного выражения на лице, кивает.
- Кто тебе позволил? – Срываясь, шепчу я.
Он просто пожал плечами и тихо ответил:
- Она на столе лежала. Я не знал, что ее нельзя читать.
Я чуть не взвыл от досады. Конечно, вчера вечером допоздна писал и забыл ее убрать. Черт, черт, черт…
- Не строй из себя идиота. Там с первых строк можно понять, что это личное. – Я не ору, а выдавливаю каждое слово сквозь зубы.
Брат как-то глупо моргнул и вдруг махнул головой в сторону кровати:
- Это правда?
Я в ступоре застыл, выискивая подходящий ответ. Тянуть было нельзя. Молчание тоже расценивается по-своему.
- Это тебя не касается. – Обрубая наш разговор, я, смерив брата презрительным взглядом, подхожу к постели и беру в руки злополучную тетрадь. Она открыта как раз на последней записи.
Сейчас я испытываю дикое желание разорвать ее на мелкие кусочки, но благоразумно сдерживаюсь и бережно убираю ее в стол.
Саске передергивается, словно выходя из транса, и, развернувшись ко мне, возмущенно орет:
- Как это меня не касается? Ты в этой своей тетрадке только про меня и пишешь. И говоришь, что это не мое дело?!
Я, пропуская эти вопли мимо ушей, хватаю его за костлявое плечо и волочу в коридор, по пути заклиная:
- Не смей трогать мои вещи. Не смей. Не смей, не смей, не смей…
Саске вырывается, кричит, брыкается и даже, кажется, пытался укусить.
Я не обращаю на это внимание и лишь глубже впиваюсь пальцами в его хрупкое тело. Вышвырнув брата за пределы комнаты, бросаю в него испепеляющий Учиховский взгляд и с силой захлопываю дверь перед самым его носом.
Тут же бессильно опускаюсь на кровать и, сгорбившись, сижу, дрожа всем телом.
Саске начинает ломиться в дверь.
- Открой! Это нечестно! Это меня касается! Касается, ты слышишь? Открой!!!
Трясущими руками нашариваю смятую пачку сигарет под матрасом и нервно закуриваю, не потрудившись даже открыть форточку. Плевать, что вся комната будет в дыму.
Плевать.
Жадно затягиваюсь, захлебываясь серым домом, и жду, когда придет обещанное спокойствие.
Саске уже не просто стучит, он тарабанит, долбит ногами зло и настойчиво. Мне даже начинает казаться, что дверь вот-вот разлетится от его ударов.
Мне становится страшно и неимоверно стыдно.
Господи, он все прочитал…
Бессильные просьбы сменяются гневными угрозами и ругательствами. Это, наверное, от безысходности.
- Итачи, скотина, открывай! Боишься сказать мне все в лицо? Пишешь в своей тетрадке… Что, хочешь меня?! Извращенец! Грязный извращенец! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Все моментально прекращается. Я только слышу, как Саске тяжело топает к себе. Все закончилось…
Переждав бурю, я, наконец, нахожу в себе силы выползти из своего убежища.
Стою в коридоре и тупо смотрю в пол, думая, что дальше делать.
В голове кто-то орет голосом Саске: «Что, хочешь меня? Хочешь меня? Хочешь, хочешь, хочешь...»
Черт.
Строю невозмутимую рожу и решительно иду к его комнате.
Он сидит на кровати, сжавшись в комок и скрипя зубами, размазывает по щекам соленые слезы. Это, наверное, от злости.
- Я, извращенец? – Я натянуто ухмыльнулся. – Возможно.
С трудом проглотил липкий ком, вставший в горле. Нельзя медлить, нужно все сказать одним махом…
- Хочу ли я тебя? Да, хочу. – Через силу отвечаю сам себе. – А если захочешь и ты грязного извращенца, придешь сам.
На этой ноте я заканчиваю свой короткий монолог и иду на кухню, как ни в чем не бывало.
Только чувствую, сегодня мне кусок в горло не полезет…
«Хочешь меня? Хочешь, извращенец? Хочешь? Хочешь…»
Да, хочу. (размашисто заштриховано)

* * *
2 апреля.
Мы с Саске больше не разговариваем. Он вообще старается избегать меня. А если и случается так, что мы в одной комнате, он начинает дергаться и краснеть.
Это даже забавно. Я могу в любой момент его подразнить.
Например, когда он не ожидает, будто случайно провести рукой по его спине, между лопаток. Он так смешно вздрагивает и вспыхивает румянцем. И никогда ничего не говорит. Только хмыкнет и молча уйдет.
И все же я заставляю его думать о том, о чем не следует…
Надолго его хватит?

* * *
3 апреля.
Сегодня, пока братец читал в зале, я скромно пристроился в кресле и залюбовался изгибом его шеи. Она такая белая и тонкая… Ему будет приятно, если я его поцелую за ухом и спущусь ниже, по позвоночнику?..
Черт, меня опять заносит не туда…
Как надоело каждый раз от этих мыслей спасаться холодным душем…

* * *
Вчера все было как обычно. Полный игнор со стороны младшего брата. Недружный ужин с семьей за столом.
Часов в 12 я погасил в своей комнате свет и лег спать. Надеюсь, сегодня обойдусь без сновидений…
Не знаю, сколько прошло времени, но проснулся я от того, что моя дверь мерзко скрипнула.
На секунду суеверный страх сковал мою душу…
Чьи-то босые ноги тихо зашуршали по ковру. Еще мгновенье, и под одеяло юркнул теплый ком, прижавшийся к моему голому боку.
- Саске, какого черта ты здесь делаешь? – Зашипел я, пытаясь разглядеть его лицо в темноте.
- Ты сказал, когда захочешь, придешь сам. Вот я и пришел.
- А ну, марш в свою постель!
Саске не ответил. Мы с головой залезли под одеяло и тихо переругивались.
- Я сказал, иди к себе. – Срывающимся шепотом затараторил я. – Родители вообще-то дома.
- А мы потихоньку.
Я напряженно выдохнул. Что это мы будем делать потихоньку?..
- Идиот. А если мама встанет и увидит, что тебя нет?!
- Ну, ты скажи, что мне приснился страшный сон, и я пришел к тебе…
- Как у тебя все просто…
В следующее мгновение его тонкие ручки обвили мою шею.
- Разве ты не этого хотел?
Я нервно усмехнулся.
- Какие извращенные дети пошли. Сами в кровать лезут. И кто тебя этому учил, а, Саске?
Братец недовольно забубнил:
- Если так, то я могу действительно уйти.
Я снова растянул губы в ухмылке. Как будто я сейчас его отпущу. Нет, только не этой ночью…
Не в силах больше сдерживаться, я подминаю Саске под себя и наваливаюсь на него сверху.
Какое у него горячее тело…
И хоть брат уже пытается поймать мои губы для поцелуя, я отворачиваюсь. Еще рано.
Сжатыми губами я скольжу по его шее вниз, к животу, и трусь об него щекой. Какой теплый и мягкий…
Руки ненасытно шарят по телу, щекочут ребра, прощупывая каждую косточку, ложатся на бедра и слегка сжимают ягодицы.
Саске шумно вздыхает.
Прикладываю в безмолвном жесте палец к его губам и тихонько целую за ухом.
Заставляю его выгнуть спину и прижимаю с силой к себе так, чтобы наши животы плотно прижались друг к другу.
Я хочу прочувствовать его всего…
Сажусь и устраиваю брата у себя на коленях. Черт, как же душно под одеялом… Но вылезти страшно. Кажется, сердца бьются слишком громко. Нас могут услышать. Но азарт, чувство, что мы делаем что-то запрещенное, ранее недозволенное, лишь больше распаляет.
Провожу ладонью по позвоночнику, ощущая правильный изгиб, поднимаюсь выше, к острым лопаткам, и пальцами массирую шею. С плеч вновь к груди, пальцами сжав набухший сосок и легко поцеловав его пересохшими, шершавыми губами.
Его дрожь передается и мне. Наконец позволяю ему поймать мои губы. Он сразу жадно впивается в них, но я отстраняюсь и целую уже сам. Сначала просто дотрагиваюсь его губ своими, потом, мазнув по щеке, касаюсь осторожно уха и вновь возвращаюсь к губам. Целую осторожно, стараясь не издавать «чмокающих» звуков. Легко провожу языком по верхней губе и резко углубляю поцелуй. Саске вздрагивает и тут же охотно отвечает на ласку, цепляясь худыми пальцами за мои плечи. Наклоняя голову то в левую, то в правую сторону, меняя положение, слышу его судорожное сопение и свое прерывистое дыхание. Крепче стискивая его руками, чувствую, как его сердце бешено колотится о мою грудную клетку.
Мы понемногу сливаемся в одно целое…
Боже, под этим дурацким одеялом почти нечем дышать. Грудь уже спирает от недостатка кислорода.
Жарко и темно.
Глажу его вспотевшую спину и вдруг слышу, как по коридору сонно зашаркали чьи-то ноги.
Озноб моментально продирает меня до костей. Саске тут же притворяется спящим, а я, выглянув из-под одеяла, стараюсь восстановить сбившееся дыхание. Воздух в комнате кажется ледяным и опьяняющим. У меня начинает кружиться голова.
Через пару минут в комнату заглядывает удивленная мать.
- Итачи, ты не спишь?
- Еще нет. – Как можно спокойней отвечаю я. – Саске потеряла?
- Да… Он у тебя?
- У меня. Он пришел напуганный. Кажется, кошмар приснился. Я разрешил ему спать со мной. – Шепчу я и едва слышно всхлипываю.
Это Саске, состроив мирное личико, под одеялом ущипнул меня за сосок.
- Хорошо, пусть спит. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, – сдавленно мычу я.
Братец пустил в ход руки, и теперь гладит мой живот.
Мать еще на мгновенье замерла в дверях:
- Я рада, что вы наконец-то стали ладить.
Я измученно улыбаюсь и безумно радуюсь тому, что она не видит в темноте ни этой дурацкой улыбки, ни моего красного от натуги лица.
Когда дом снова затих, я тут же ныряю обратно под одеяло и накидываюсь на брата.
- Ты что творишь? Чуть нас не сдал!
- Но не сдал же, – хихикает он, и я затыкаю эту усмешку очередным поцелуем.
Возбуждение от этих легких прикосновений, от порханий пальцев по телу становится невыносимым, почти болезненным. Оно ломит ноги, тянет внизу живота, требуя срочной разрядки.
Мы на пару минут замираем, прижавшись друг к другу, и тремся щеками, не позволяя себе даже поцелуя. Когда немного отпускает, ласки начинаются сначала.
Боже, как это приятно…
Эта ночь была действительно бесконечной…
(внизу подрисованы маленькие звездочки и корявые сердечки)