Иногда Хината смотрит на него.
У него сильное гибкое тело — вычерченное угольными линиями ночи, окрашенное в лунный свет. А ресницы длинные, как у девчонки. Он движется, осторожный и опасный, словно пантера, и есть что-то притягательное в его смертоносной красоте.
На столе остывает полуночный чай. Часы бьются, как сердце.
А она смотрит, смотрит.

На утро она почти забывает об этом. Они сталкиваются с Неджи у тренировочной площадки — тот не успевает ускользнуть от ее бега и Хината больно бьется грудью о его плечо.
— Вы в порядке, Хината-сама? — спрашивает он в своей обычной отстранено-заботливой манере.
Та кивает, но ее взор уже пленен солнцем в человеческом обличье. Ее обожаемый Наруто-кун намертво сцепился с другом детства и хорош, как никогда до этого момента.
— Осторожнее надо, — хмуро бубнит Киба, обращаясь к Неджи.
Но тот незримо стряхивает его короткий злой взгляд и безэмоционально рассматривает загадочную комбинацию из двух тел, пропахивающую техниками сырую сонную землю.
— И давно они так, — интересуется Шино.
— Вторые сутки, — хмыкает Неджи, — прерываются только на сон и обед.
Хината ловит краем глаза его потеплевшую усмешку и на миг в ее сознании наступает ночь. Ей требуется усилие, чтобы сконцентрироваться и снова увидеть, как Саске смотрит на Наруто, Наруто смотрит на Саске, а между их телами проскакивают электрические разряды.
Она все давно поняла.

Отцу кажется, что она недостаточно хороша, как шиноби и в этом есть соль. Если нет миссий, ее на целый день запирают в додзе и Неджи тренирует ее до полного изнеможения.
Он необыкновенно мил.
Когда она падает — подает ей руку, рывком поднимая на ноги, когда теряет кунай — кидает новый, в голосе — лед и покой. А в у самого в глазах тлеет бешенство.
— Простите, Неджи-сан, — шепчет она, вновь принимая боевую стойку.
Конечно, она ошибается не нарочно.
Но она ошибается — еще раз, и еще, и еще, пока атаки Неджи не становятся злее, словно она враг, которого нужно уничтожить. Он ранит ее в левую ладонь — несильно, но болезненно, после резко отталкивает в глубь комнаты и правое предплечье обжигает терпкой горячей болью. А когда в нее летит кунай, нацеленный в живот, Хината, которой захотелось немножко позлить Неджи, понимает, что попала в собственную ловушку. Он обездвижил ее двумя незначительными ударами, даже не используя бьякуган.
Она смотрит ему в глаза и кунай, повинуясь тонкой лазерной нити чакры падает у ее ног.
— Я могу убить вас, Хината-сама, — безучастно говорит Неджи.
На этот раз у него подрагивают руки, когда он собирает рассыпанные в битве маленькие сюрикены — от ярости, понимает Хината.
Ночь приходит в ее дом и она закрывает глаза, пытаясь вспомнить смеющееся лицо Наруто, снова ощутить его смелость и красоту, но в голову приходит только Неджи.
Неджи, медленно шлифующий кунаи. Неджи, бесшумно тренирующийся в темноте ночного сада. Неджи, который сказал: «Я могу убить вас, Хината-сама».
Холодный Неджи. Теплый Неджи.
Она умирает, когда думает о нем. Темнота расходится волнами от ее постели, словно в сердцевину этой черной воды бросили камень.
Как двигались его губы, когда он произнес «убить вас», как вспыхнула и погасла в ледяных глазах грозовая молния, как дрогнули тонкие брови, когда он встретил ее на пороге додзе. От этих мыслей горит тело и Ханата плотнее вжимается в одеяло, разыскивая руками кусочек постели, еще прохладный, не обожженный ее темными фантазиями.
От сладкого напряжения звенит каждая мышца и Хинате кажется — она взорвется от одного только несильного касания.
Но, разумеется, этого она уже не может себе позволить.

Начинается неделя осеннего фестиваля и количество миссий сведено к минимуму.
А в воскресенье, они всей компанией засели в тесной кафешке, накачиваясь горячим чаем и грея замерзшие руки о высокие чашки из грубого фарфора.
Наруто дурачится с Кибой и оба бешено раскачиваются на стульях, то ли стремясь облить друг друга чаем, то ли наоборот, уберегая чашки от падения. Ино шепчется с Сакурой, а у Учихи взгляд сытой умиротворенной кошки, которая позволяет играться на свободе своему мышонку только потому, что его тонкий хвостик застрял у нее в лапах. Чоджи хрустит чипсами прямо ей в ухо, но Хинату это не раздражает.
Она пытается отгадать — нравится ли Неджи Тен-тен или влечение Тен-тен безответно, но безуспешно.
Небо летит над головой прозрачное и студеное и Хината выдыхает в его глубину тонкие струйки горячего дыхания, желая уловить миг исчезновения. Она разбивает очередную тугую струйку пара пальцами и вдруг замечает, что Неджи наблюдает за ее одинокой игрой.
На губах усмешка, в глазах интерес.
На миг они сталкиваются взглядами, словно два незнакомца, и это смущает Хинату больше, чем жаркие ночные грезы.
— Мы что просидим весь фестиваль на стульях? — наконец, громко возмущается Сакура, — давайте разобьемся на парочки и сгоняем к храму, а встретимся к началу классического японского танца.
Парни немного оживляются и в процессе недолгой перепалки, Сакура выдергивает с насиженного места растерянного Саске-куна, а Ино поторапливает Шикамару ускорить свою ленивую задницу и отправится на поиски божеского благословения. То бормочет «мендоксе», но подхватывается довольно быстро, опасаясь, как бы его напарницу не увел некий свободный художник, оставшийся без пары.
— Сакура-чан... — грустно бормочет Наруто, но Хинате чудится что-то вяло-заученное в его словах.
— Сила юности не сдается, — вопит Ли и подговаривает Наруто последить за парочкой, чтобы точно знать, что нехороший, невоспитанный Саске-кун не удумал сделать чего-то с их невинной подружкой.
Наруто на удивление быстро соглашается и они с гиком ломятся в ближайшие кусты.
А покинутая компания бредет вдоль шумной улицы, на которой уже зажигают первые праздничные фонари и спустя полчаса Хината понимает, что осталась с одним только Кибой. Она торопливым взглядом ищет Неджи, но наталкивается только на аквариумы с рыбками, на многочисленные жаровни и смеющихся девочек с дежурными данго на деревянных спицах.
Она не сразу понимает, что именно Киба неуверенно бормочет ей в ухо, а когда понимает — отшатывается.
Ей еще никогда никогда не признавались в любви так — посередине беснующейся толпы, сквозь грохот барабанов и визг флейт. Да и вообще — никто никогда ей в любви не признавался.
Она ничего не отвечает. Просто смотрит в темные, отчаянные глаза, а сердце бьется быстро-быстро, как у голубя, попавшего в силок.
А потом Неджи легонько дергает ее за рукав юката и магия кончается:
— Мы опоздаем на вечернюю тренировку, Хината-сама.
— Хоть раз в жизни будь человеком, — с капризным весельем тянет Тен-тен, — забей на тренировку.
У нее на стерлась помада, а губы влажные и алые, словно она целовалась несколько минут назад. Очень может быть.
— Я делаю это не для себя, — язвительно отбивает словесную подачу Неджи.
Тен-тен смеется, Киба беспомощно провожает Хинату взглядом, а Неджи упорно отбуксовывает ее через шумную улицу, словно сломанную повозку для риса.

Они вновь тренируются до ночи.
На этот раз Неджи затевает рукопашную и они медленно танцуют по кругу — атакуя и отбивая удары. На этот раз Хинате не хочется играть и она дерется всерьез, активируя бьякуган и предугадывая давно изученного ею Неджи. Но окончательная победа вновь достается брату.
— Намного лучше, — коротко бросает он.
Только сейчас Хината понимает — его дыхание даже не участилось. Ее возможная победа с самого начала была не более, чем иллюзией, а Неджи всегда будет превосходить ее на один год.
Она послушно склоняет голову в ответ, смиряясь с этим.
Но этой ночью все не так.
Они не расстаются у дверей в додзе, и Неджи, припомнив, что оба прохлопали свой ужин на чертовом фестивале, тащит ее на вторую кухню, где обычно обедает прислуга, и готовит лапшу по-быстрому.
Хината смотрит на него во все глаза, а Неджи встряхивает овощи на шипящей сковороде.
— Тебе нравится Киба? — он тыкает ей и это звучит так естественно.
Еще ей нравится его голос — мелодичный, гордый, с хрипловатым тембром в сердцевине. Она так увлекается музыкальным анализом звука, что не сразу понимает вопрос, а когда понимает — молчит.
Она не знает, что ответить. Нет — будет неправдой, да — тоже.
— Я думал, тебе нравится Наруто, — не отстает Неджи.
На него это не похоже — вопросы слишком личные, а подобная настойчивость не в его характере. Но Хината все понимает — это волшебная, пьяная ночь. В такие ночи все должно быть неправильно.
Неджи раскидывает дымящуюся лапшу по тарелкам и садится рядом, небрежно расставив колени и упираясь локтями в стол. Хинату обдает жаром от этой небрежной, сугубо мужской позы.
— Наруто нравится Сакура, — иногда Неджи жесток.
Особенно, когда считает, что у него есть на это право.
— Наруто нравится Саске, — мягко поправляет его Хината и закручивает на палочки новый виток макарон.
А иногда Неджи слеп. Особенно, когда не хочет видеть.
Он недоверчиво хмыкает, но отрешается от разговора, явно пытаясь сопоставить факты и домыслы.
— Да, — наконец, признает он, — вполне возможно.
— Вполне, — тихо соглашается Хината.
Ей нравится сидеть так. На холодной, остывшей кухне, забравшись с ногами на стул, торопливо глотая горячие ленты спагетти и переглядываясь с братом, который сбросил на миг свою ледяную маску. Он поправляет упавшие ей на лоб волосы и Хината непроизвольно прижимается к теплу его ладони.
Ей ужасно хочется спросить, влюблен ли Неджи в Тен-тен, но она не решается.
Молчание для нее естественная среда выживания. Она научилась любить тишину, ей комфортно в отсутствие звука, зато Неджи сегодня просто искрит от желания пообщаться.
— Так кто тебе нравится? — он немного вздергивает бровь и Хината подавляет тонкую нить дрожи, скользнувшую по позвонкам.
А когда Неджи хочется что-то узнать, он будет ломится в закрытую дверь, пока не сломает весь дом. Он не понимает — тайна всегда остается тайной.
— Наруто, — честно признается Хината.
Разумеется, это только часть правды — большая ее половина. Наруто нравится ей днем, а ночью она больше не управляет своими желаниями.
Впрочем, Неджи ей верит, когда она прячет лицо в тень, заливаясь тяжелой волной стыда — то ли от непривычной лжи, то ли от правды, которая так и не была озвучена.
Несколько минут они молчат, рассматривая холодную ночь за окном, а после Неджи тяжело поднимается из-за стола, забирая тарелки.
— Я помою, Неджи-сан, — суетится Хината, возвращаясь к беспроигрышному вежливому «вы».
Ей хочется разрыдаться от того, что она не может также непринужденно сказать ему «Неджи», без уважительной приставки, все на что хватает ее решимости, это коснуться белой эмали чашки и чуть потянуть на себя.
Она поднимает на Неджи взгляд, не понимая, почему тот не отдает проклятую посуду, а брат делает шаг навстречу и резко дергает тарелку на себя.
Волосы ломают хрупкий пучок, падая ей на плечи, оба дергаются вбок, а потом Хината поднимает лицо и они сталкиваются губами. Испуганно отскакивают. А после сталкиваются снова и снова, пока в груди не начинает жечь от нехватки дыхания.
У Хинаты дрожат пальцы, когда она наконец отцепляется от неудельного блюда, ставшего причиной ее первого поцелуя. Пятится, пока не наталкивается спиной на дверь.
Горло сухое, а низ живота наливается болезненно-жарким желанием. Ей стыдно за этот горячий, звериный отклик — так загореться от простого прикосновения губ...
— Я пойду... — еле слышно выдыхает она.
Неджи настигает ее в два шага. Хватает за плечи. Шипит, словно злая кошка:
— Не нравлюсь, Хината-сама?
На этот раз он пытается поцеловать ее силой. В серых глазах — штормовое небо, в короткой усмешке — обещание силы.
Она не осознает, как это получается. Она откликается на этот первобытный зов — она шиноби и клик силы очевиден для нее. Хината отталкивает его, концентрируя чакру в ладонях и выскакивает из кухни, не замечая, как Неджи сгибается пополам от непроизвольной боли.
В эту ночь она лежит без сна.
Она отчаянно пытается понять, что случилось, но мысли упрямо сбиваются на сладкую истому, сдавившую грудь, на легкий флер возбуждения, всякий раз, когда она меняет позу на измятой, горячей постели.
Как ни загадочно, но Хината совершенно не помнит, как они поцеловались, в памяти осел лишь жадный всхлип брата, когда соединились их губы. При воспоминании об этом, внутри тела взрывается маленький вулкан и в эту ночь ей особенно сложно выполнить табу.
После часа ночи она не выдерживает и придвигается к окну, отыскивая взглядом Неджи — она не сомневается, он здесь, в саду.
Срезает ударами чакры тяжелые головы осенних пестрых пионов. Калечит техникой парящих лепестков нежную кожу молодых дубов.
Часы отсчитывают удары сердца, чайная чашка пуста, а она смотрит, смотрит.

Следующий день отличается от вчерашний ночи примерно так же, как любой день отличается от любой ночи. Разительно.
Неджи отрешенный и вежливый, и идеально соответствует описанию пациента, страдающего амнезией. Он старается не поворачиваться к ней спиной.
Хината мучается все утро, а к обеду приходит в выводу, что нет, ей ничего не приснилось. Скорее всего, она намечтавшись темными ночами о черт знает чем, сама поцеловала брата, а потом еще и приложила его техникой мягкой руки.
Неудивительно, что он решил держаться от нее подальше.
Весь день она тренируется с Шино и Кибой, стараясь не оставаться наедине с последним. Хината знает — чтобы она не ответила, это причинит ему боль.
Наверное, будь она посильней, она бы осталась одна и тренировалась в додзе, но остаться наедине с собой еще хуже, чем остаться наедине с Кибой.
— Ты окей? — наконец, интересуется напарник.
Хината дергается от неожиданности и снова задевает правым предплечьем ствол дуба — как тогда, с Неджи. На этом плече лежит карающее заклятье. Наверняка.
— Ум... — соглашается она неслышно.
Ей приятно, что Киба беспокоится за нее. На этом свете редко кто интересуется, все ли с ней окей.
Расстаются они ближе к вечеру, когда оранжевый солнечный шар падает за черную линию леса, а тени густеют и вытягиваются, словно разлитые чернила. Хината беззвучно скользит к седзе на задней террасе, надеясь провести этот вечер в одиночестве, но у самого сада, Неджи негромко окликает ее.
— Вечерняя тренировка, Хината-сама.
Испуганное сердце подскакивает к горлу, как мяч, а руки холодеют. Не сегодня!
— Быть может, пропустим один день, Неджи-сан?.. — еще никогда ее голос не звучал так жалко.
Несколько секунд они вглядываются глаза в глаза — Неджи, стоящий на деревянном помосте и Хината, утонувшая в осенней, увядающей зелени акаций — и на миг ей кажется он скажет да.
— Ваш отец будет недоволен, Хината-сама, — наконец, решает он и приоткрывает раздвижную дверь в додзе. — Не стоит пропускать этот раз.
Она поднимается на помост и молча проходит свой путь к эшафоту.
И к тому моменту, когда они принимают боевые стойки в ее лице нет и следа от измучивших ее размышлений.
Неджи делает приглашающий жест рукой, приказывающий ей нападать и она рванувшись вперед, бьет без колебаний. На этот раз Хината сумела его удивить, где-то на окраине сознания мелькает мысль, что ей не свойственна столько агрессивная атака, без благородного «я нападаю, Неджи-сан».
Она не знает, как долго они сражаются, отражая удары друг друга, но в какой-то момент, Неджи неудачно задевает рукав ее тренировочной куртки и грубая ткань сползает с плеча, обнажая белую бретель бюстгальтера. Эта рубашка всегда была ей велика, но затянутый пояс и размеренный ритм тренировок позволяли предположить, что неловкости не случится.
Впервые они дрались так ожесточенно.
Хината уже поднимает руку, чтобы поправить капризную куртку, но Неджи блокирует движение непрерывной атакой и возможность никак не выпадает.
— Нападай, — шипит он.
Но у нее не получается, все на что ее хватает — отчаянно защищаться, понимая, что ткань от коротких рывков медленно ползет и с левого предплечья. Она яростно отбивает кунаи, понимая, что грудь обнажилась почти до середины и, наверное, можно разглядеть темные точки сосков, натянувших пленку белого кружева.
Хината могла бы сказать «прекрати» и все бы кончилось. Но остановиться — значит, проиграть.
И они продолжают бесконечную гонку по кругу, не уступая друг другу ни пяди. И потемневший, изучающий взгляд Неджи, уже не останавливает ее.
Хината не знает в какой момент позволяет поясу соскользнуть и раскрыться запаху тренировочной рубашки, а после рвануться навстречу слабой расфокусированной атаке, вталкивая Неджи в отполированный пол додзе и запрыгивая сверху.
Некоторое время они судорожно глотают воздух, пронизанный обоюдным напряжением — Хината почти упав на брата, а тот некрепко сжимая ее запястья.
— Намного лучше, Хината-сама, — шепчет он в перерывах между вдохами и неожиданным рывком пытается вновь перевернуть ее.
Она готова к этому и с силой сжимает его бедра, увеличивая нажим, а когда Неджи приподнимается в новой попытке свергнуть ее — чувствует его желание. Возбужденный член давит в ее лоно, защищенное несколькими слоями ткани и Хината непроизвольно сдвигается, стремясь избежать контакта. Ткань рубахи давно разошлась и Неджи жалит ее грудь короткими жадными взглядами — он не может дотронуться, удерживая ее руки, а приподняться Хината ему не дает.
Он блокировали друг друга.
— Я не могу убить вас, Неджи-сан, — с нежным сожалением, наконец, говорит она.
Высвобождает руки и медленно стекает с его тела, стягивая раскрытую рубашку на талии.
— Не могу, — задумчиво повторяет она, шурша тяжелыми резными седзи.
Неджи, приподнявшись на локте, провожает ее горьким, тяжелым взглядом. Вернись — зовет этот взгляд, и Хината давит в груди отчаянный жаркий порыв — броситься в его руки и забыть о кровной связи на безумные полчаса.
Медленно закрывает за собой дверь и гордо вскидывает голову. Она давно все решила.
Ей не нужен любовник, ей нужен брат.
В эту ночь она вновь лежит без сна, пересчитывая полупрозрачные облачки на громоздкой белой шторе.
Часы стучат, бьется сердце. На столе забыт остывший чай.
Она так слаба, что не может сказать своим порочным, мучительным грезам — нет, не приходите!
Ей хотелось бы верить, что это последняя ночь, когда она думает о брате, как о мужчине. Хината хочет забыть, как Неджи смотрел на нее, как близко столкнулись они телами, как целовались в полутемной кухне, не в силах разорвать контакт.

Зима проходит незаметно.
Она сокращает тренировки с Неджи до минимума, а к началу весны и вовсе отказывается от них — она стала так сильна, что отцу нечего возразить на ее отказ. На девятнадцатилетие ей дарят шкатулку с массой мелких украшений для волос и она терпеливо отращивает волосы.
А к лету покупает новый сарафан и начинает встречаться с Кибой.
Она не стала лгать.
— Я не люблю тебя, но мы можем попробовать, — сказала она.
А Киба не отказался.
Она стала ярче, жестче. Расцвела.
И с тех пор не раз ловила на себе быстрые оценивающие взгляды, куда более взрослых шиноби, чем ее одногодки, но уже не смущалась так сильно. Любовь к Неджи освободила ее от любви к другим.
Хотя ей было куда комфортнее, когда ее никто не замечал.
А Неджи повзрослел. Она знает — немало девчонок оборачивается, желая поймать его взгляд, когда он идет по вечерней Конохе — холодный и недостижимый, как божество. Его отстраненная, чужеродная красота выплескивается волнами — манит коснуться, но отталкивает всех, кто приблизится. Хината по-прежнему любит смотреть на него, когда никто этого не замечает.
А в начале лета что-то происходит. Среди шиноби ползут слухи о новой войне с туманниками, хотя Цунаде избегает разговоров на эту тему. Одергивает даже Наруто, который не стесняясь расспрашивает Пятую на щекотливую тему, а к середине июня замолкает и он.
И Хината понимает — Наруто молчит, потому что теперь знает обо всем наверняка.
Команды постоянно переформировываются и на одну из миссий к ним присоединяют Наруто, и Хината видит, каким взглядом смотрит на него Учиха, когда они проходят в ворота деревни — прощаясь и не желая отпускать одновременно. Да и Цунаде вместо дежурного «нос по ветру, хвост пистолетом», перед каждой миссией требует — выживи.
А отец в срочном порядке учит ее использовать усложненную технику лунного лезвия, хотя еще недавно утверждал, что до двадцатилетия она ей ни к чему.
Но и к этому она притерпелась.
К тому же подобная жизнь имела и свои преимущества — ей больше не нужно целовать Кибу, прощаясь с ним у крыльца, теперь у нее всегда есть предлог, чтобы перенести свидание. У нее хватило смелости сказать неоконченное да, но нет сил сказать окончательное прости, ничего-то у нас не получается.
Но в один из дней, когда устроившись на веранде спешно комплектует аптечки для предстоящий миссий, она слышит в скрытой кустами беседке разговор отца и брата. И мир останавливается для нее.
— На этой миссии ты заместишь в команде номер семь Сакуру Харуно, — говорит отец, — тебе, наверное, уже сказали.
— Да, Хьюга-сама, — голос брата дьявольски вежлив.
Пауза, в течении которой она напряженно вслушивается в шорохи.
— Ты, Кьюби и Учиха. И Какаши, который на проверку, круче вас всех вместе взятых, — Хьюга старший вздыхает, — я мог бы солгать, но не стану. Эта миссия решающая, вряд ли выживите вы все.
Сердце замирает. Пальцы сжимают капсулу с антибиотиком так сильно, что нее ломается кончик и та беззвучно падает в траву.
— Да, Хьюга-сама, — чтобы вывести из себя ее братца потребуется что-то посерьезнее, чем угроза скорой кончины.
— И ты ведь понимаешь, если у каждого из этих троих будет возможность спасти хотя бы одного напарника, никто из них не выберет тебя, — эти слова даются отцу с трудом, — поэтому... Поэтому просто будь осторожен. Вернись живым.
На этот раз пауза затягивается, наверное они обнимаются. На прощание.
А у Хинаты застрял в горле горький колючий ком, а у Хинаты в голове стынет звонкая пустота.
Неджи выходит в тайный проем спутанных сросшихся акаций и те, подрагивая, роняют на землю сотни маленьких солнц, опустошая собственные соцветия. Он теряется при виде Хинаты, не зная давно ли она здесь и слышала ли что-нибудь.
— Что вы делаете, Хината-сама? — наконец, спрашивает он.
И она вместо ответа протягивает в ладонях раскрытую аптечку, словно в самой середине лежит ее сердце.
Она больше не отводит от Неджи взгляд — она хочет насмотреться на сто лет вперед. Запомнить, как он движется с неуловимой животной грацией, как резко вздергивает бровь, когда раздражен, как подрагивает тонкая, нервная жилка у него на виске. И еще множество всяких мелочей, до которых только дотянется ее взгляд.
Их разлучает отец.
Выходит из беседки следом за Неджи и просит-требует помочь с подготовкой к завтрашней миссии, и Хината послушно бредет вслед за ним, не задавая вопросов. Она и так узнала слишком много.
Она влюбилась. И он умрет.

Она сидит в комнате до темноты.
Не плачет. Не думает. Не ложится спать. Она сама не знает чего ждет, а когда фусума раздвигаются с легким скрипом, понимает — этого.
Ночник выхватывает из темноты его темную фигуру и Хината встает навстречу брату. Он молчит, а она проводит рукой по его плечу, затянутому в свободную домашнюю рубашку, гладит пальцами его напряженное бледное лицо, стягивает неизменный хитай-ате, таящий постыдное звериное тавро.
Неджи ластится к ее ладони, закрыв глаза.
— Я люблю вас, Хината-сама, — безнадежно шепчет он в темноту.
Она касается его губ, смеется. У нее в груди зажигается солнце.
А Неджи каменеет в ее руках, не отвечая на ласки, потом стонет, запрокидывая горло, чтобы Хинате было удобнее проследить вычерченную светом линию ключицы. А после что-то происходит.
Брат нетерпеливо вталкивает ее постель и с силой вжимается сверху, выбивая из легких дыхание. Он непривычно груб. Целует, словно кусает. Оставляет на коже синяки.
Но она подчиняется, ей нравится подчинятся Неджи, всматриваться в серый лед его глаз, вслушиваться в тихую музыку вскриков, вторить каждому движению.
— Проклятая сорочка, — бормочет он куда-то в висок.
— Да, да, — откликается Хината в ответ, выгибаясь под ним.
За миг до, он приподнимается, заглядывая ей в глаза и Хината все понимает.
Ее прекрасный снежный брат будет таять для нее. Они оба будут таять друг для друга.
Неджи скользит пальцами по мелким пуговицам, дергает тесный ворот на груди, потом сдается — задирает сорочку до живота и неистово вколачивается в ее тело.
Это больно. Но Хинате хорошо — от одной только мысли, что он двигается где-то в ее глубине. У нее есть время заметить, как прорезается легкая морщинка на переносице у Неджи, как слепнет его взгляд в предвкушении оргазма. Почувствовать, как жадно он впивается в ее рот, дергаясь над ней в последний раз.
Неджи тяжело наваливается на нее, а Хината бьется под ним, словно птица, распятая его отяжелевшим телом — теперь, когда боль ушла, желание накатывает с новой силой. И теперь уже Неджи наблюдает за ней, изучает ее, ласкает пальцами в самом низу, ритмично ударяясь в тайную неизведанную точку.
Кажется она кричит. Или плачет. А Неджи прижимает ее голову к груди и осторожно целует в волосы.

Первые недели ее мучит тоска.
Она умирает без Неджи. Ей не хочется есть и постоянно хочется спать, впрочем, начав делать что-либо, она также не может остановится. Пакует военные аптечки и пайки до бесконечности, пока не отрубается там же, в военном ангаре на низкой деревянной скамье и Киба не относит ее домой.
Когда заканчивается летний сезон и листва в лесу окрашивается в желтый, ее переводят в военный госпиталь, а задания становятся сложнее. В одну из таких миссий, они жмутся с Сакурой друг к другу у костра, припоминая детские секреты и тут же выбалтывая их, словно исповедуясь перед смертью. Некоторые вещи действительно смущающие.
— Я все время думаю о нем, — шепчет Сакура, торопливо глотая кипяток, чтобы согреться хоть немного.
Она рассказала о Саске все, что знала — от первого взгляда до последнего. А Хината, широко распахнув глаза внимала каждому слову — ей и в голову не приходило, что их истории так похожи. Вздумай она рассказать о своей любви к Неджи, их истории совпали бы на сто три процента. Не выдержав, она дергает напарницу за куртку.
— Все также. Также... — шипит она, давясь обжигающим, кисловатым чаем из какой-то сухой травы, которую прихватила с собой Сакура.
Обе смеются, а после по очереди бегают в туалет. Ночной холод усиливается, а они выдули столько горячей воды, что впору бегать в лес каждые две минуты.
— Круговорот воды в природе, — жалуется Сакура и обе вновь сгибаются от хохота, зажимая друг другу рты, чтобы не разбудить остальных.
На горизонта багровой лентой занимается рассвет, а ночь становится особенно тихой, как всегда в рассветные часы.
— Бывает же, — возвращается к извечной теме Харуно, — мы любим их, а они любят друг друга.
Ловит непонимающий взгляд Хинаты и поясняет:
— Трудно не сообразить, когда твои напарники готовы сцепиться из-за любой мелочи, а после дерутся они так, словно занимаются сексом. — Помолчав, спрашивает: — Ты ведь любишь Наруто?
Хината замирает. А после соглашается:
— Люблю.
Это правда. Она любит, просто любит иначе.
И возможно расскажи она Сакуре о Неджи, та снова замкнется — все же любовь безответная качественно иная, чем любовь, достигшая отклика. Человек, влюбленный несчастливо, почти всегда чувствует себя ущербным рядом с кем-то по-настоящему счастливым.
— Вот черт, я опять хочу в туалет, — удивляется Сакура и торопливо петляет среди деревьев, выискивая подходящее местечко.
Они пересмеиваются, разделенные неплотной дубовой стеной и их смех многократно отзеркаливается лесным эхом.
У Хинаты от хохота выступают слезы и что-то незримое ломается в груди — это первый ее смех за полгода.
И последний, как она понимает потом.
К началу зимы ситуация ухудшается и Коноху полностью переводят на военное положение — гражданские также получают нормированные пайки, а власть переходит от совета старейшин и Дайме к локальному управлению временной коалиции Хокаге и Анбу. У Шикамару переломаны ребра и он уже месяц лежит в реанимации — в результате несвоевременного лечения у него нарушен чакропоток, Сакура бродит совершенно серая и похожа на призрак самой себя, а Киба и Шино снова на миссии.
К началу февраля погибает Ли.
Хината сутками помогает в военном госпитале и первые дни у нее разрывается сердце от стонов раненных. Потом привыкает. После превращается в автомат, запрограммированный на неукоснительное выполнение жизнеобеспечивающих функций. Делать уколы, ставить капельницы, менять повязки.
Уколы. Капельницы. Бинты.
А к началу весны, война заканчивается — также резко, как и началась — миссия переформированной команды номер семь удалась. Люди, серые от нехватки кислорода, выползают из катакомб, возвращаясь в так и нетронутые войной дома, снова открываются лавочки, а на улицах звучат детские голоса. Распускается сакура, а первая зелень травы, мчится до самого горизонта, окрашенная в золото утренним солнцем.
Хината видит первые улыбки, первые слезы, но не в силах ответить тем же. Она словно вымерзла изнутри — ее война будет длится до возвращения Неджи. И плакать она будет потом, когда все кончится.
Если кончится.
К июлю все цветет. Перезрелые цветки акаций накрывают ее тенью и осыпаются ей в волосы золотыми горошинами всякий раз, когда она задевает их рукой. Хината вяло отмахивается от них и терпеливо пересаживает в грядку тугие луковицы ириса.
Конечно, плевать ей на ирисы, да и цветы она не любит. Просто миссий нет, жарко, а ум истощился от горьких мыслей. Пока работаешь, можно ненадолго забыться. Ее маленький сад выходит на центральную улицу и это не всегда благо — например, сегодня чрезвычайно шумно, а она словно сломанный робот — копает, копает...
Когда на нее падает чья-то тень, она даже не сразу реагирует. Медленно поднимает голову, расфокусировано взирает на Неджи. Несмело улыбается ему и снова принимается за ирисы — осталось пересадить всего девять штук.
Ее ночные фантазии стали приходить днем. Это плохо. Докопалась.
Надо бросить эти ирисы к чертовой матери и немного полежать в теньке, пока ей не пригрезилась свадьба с братом и рождение первенца. Она флегматично откидывает совок и стряхивает землю с колен, а потом вдруг замечает, что тень ее галлюциногенного Неджи все еще здесь, рядом.
Хината невереще поднимает глаза. Неджи. Под глазами синие тени, кожа бледная, как молоко, а левая рука сломана. Он просто стоит и смотрит на нее, а Хината не в силах подняться навстречу, мнет грубыми, перепачканными в земле перчатками подол сарафана. Наконец, встает, тяжело опираясь на короткую ограду. Неподалеку она видит счастливого Наруто, на котором повисла постаревшая Цунаде, и Учиху, на котором повисла Сакура и еще десяток девиц. Да и с Какаши, судя по всему, все более, чем в порядке. Она даже видит Ли, который-то уж точно является галлюцинацией — она собственными глазами видела окровавленную повязку, которую принесли его напарники вместе с подробностями его гибели. Зеленый конохский зверь страстно обнимается с учителем и оба орут о бессмертной силе юности.
И что-то случается с ней. Огромная обжигающая волна поднимается из сердцевины груди и Хината повиснув на закрытой калитке ловит Неджи руками и также отчаянно вопит ему в ухо о том, как долго она ждала его, а тот так крепко сжимает ее, что похрустывают ребра. Она задыхается, целует его куда-то в щеки и наконец, отбывает в царство бессознательного, подтвердив свою репутацию чувствительной барышни.

Хината еще не верит. И когда просыпается в его руках и когда он целует ее, опрокидывает в белое одеяло.
— Это ты, — то ли спрашивает, то ли утверждает она.
Пробегает пальцами по лицу брата, прослеживает гордую линию носа, ластится к его губам.
— Я, — тут же соглашается он.
Он хочет сказать Хинате что-то еще — важное — но она перебивает его снова и снова, пока он наконец не запечатывает ее рот поцелуем. А после, пока она не успела сбить его с толку, предлагает пожениться прямо завтра. И плевать, что у них нет фаты и флердоранжа.
— Не выйдет, — резко приходит в себя Хината, — отец. Да и вообще все будут в шоке...
— В шоке уже все были, — заверяет Неджи, нежно тыкаясь носом ей в шею.
— Это как? — настораживается Хината.
У нее неприятное чувство, что она что-то пропустила.
— Ты забыла, — догадывается Неджи, — как орала мне в ухо «я люблю вас, Неджи-сан»? Тебя было слышно в Суне, а мне было очень приятно. Нам аплодировали.
Хината бледнеет от ужаса и Неджи приходится признаться, что про аплодисменты он приврал. И что им лучше поторопиться со свадьбой, пока он для Конохи немножечко герой и пока у Хьюги старшего не схлынула послевоенная эйфория.
Впрочем, опасения оказались напрасны. Отец сам отдает Хинате свадебное платье матери, поскольку ничего подходящего в Конохе не находится, и та украдкой рассматривает себя в зеркало. Она похудела и платье висит на ней, как простыня, а в груди наоборот — немного жмет.
Но она все равно красивая. Настолько, что Хинате не верится в это, хочется нырнуть руками в зеркальную гладь и дотронуться до незнакомки, пришедшей в ее отражение.
Церемония проходит почти незаметно, потому что они с Неджи все время целуются и смотрят только друг на друга. Впрочем, в памяти оседает красивое лицо Учихи, стерегущего своего развеселого блондина и Ино, улучившая минутку, чтобы пожать Хинате руку и сообщить, что та «зачетно заорала».
Но она помнит, как они вышли из храма и лето дохнуло них свежестью лесных трав, как солнце пролилось на дорогу золотой водой. Как Неджи взял ее за руку и Хината вдруг поняла — их ждет впереди счастье.
Каким бы оно ни было.