Мужество есть лишь у тех,
Кто ощутил сердцем страх,
Кто смотрит в пропасть,
Но смотрит с гордостью в глазах…
С белым пером в волосах,
Словно языческий бог,
Ты прыгнул в небо –
Гремящий грозами поток!..

- Однако, - уважительно отозвался Джирайя, теребя ухо, которое, кажется, оглохло на ближайшие пару часов – Ну и голосина у тебя. Но эти строчки ну никак не подходят.
- Ладно! Тогда вот эти:
Был на руке застывший «Фак»!
Из кармана торчал пиратский флаг!
Зомби всю ночь кричали: «Хой!
Мы, анархисты, народ незлой!..»

- Ты где это услышал?! – выпал в осадок Джирайя.
- Шикамару дал послушать, - бесхитростно ответил Наруто – Хотите, я вам одолжу?..
- Не надо, - быстро ответил Джирайя, про себя решив, что обязательно послушает эту крамольную песенку. Наруто таращился на него голубыми кошачьими глазищами, и Джирайя с интересом спросил:
- Это всё?
- Ну, - смутился Наруто – Мне надо подумать.
- Ладно, не надо, - махнул рукой Джирайя – Иди.
- Я свободен? – обрадовался Наруто и вскочил на ноги.
- Да, да…
- А, вот ещё! – Наруто остановился как вкопанный и вдруг со смущением посмотрел на учителя – Но… это очень старая фраза.
Джирайя молча смотрел на ученика.
- Ни о чём не сожалеть, - раздельно и чётко проговорил паренёк, и его кошачье лицо вдруг посерьезнело, словно покрылось коркой льда. Он помолчал и с некоторым трудом договорил – Это очень сложно. Но, конечно, для вашей книги в качестве названия не подходит…
Они молчали, глядя друг на друга.
А Джирайя вдруг ни к селу ни к городу вспомнил, что сказал ему Какаши в день той знатной драки между Наруто и Саске. Меланхоличный ниндзя тогда заметил, что отношения юных саннинов очень похожи на отношения самого Джирайи и одного его старинного знакомого…
Бывшего лучшего друга. Бывшей любви всей его жизни.
Орочимару, мать его.
Как лисёнок сказал? Что это трудно – ни о чём не сожалеть? Да нет, это легко, если сможешь всё забыть…
Зачем он это вспомнил? Может, потому что в глазах Наруто на мгновение отразилось непроницаемое лицо Саске?..
- Катись давай, - проговорил Джирайя, глядя в сторону – Может, ещё встретишь Ируку и он угостит тебя раменом.
Вихрь восторгов по поводу «умной идеи, которой в кои-то веки разродился извращённый отшельник», затих где-то в отдалении. Оттуда же понеслась брань, грохот, звон разбитого стекла и опять мат, только на этот раз Гая.
Совсем ещё не старый мужчина с глазами глубокого старика подошёл к окну и невидяще уставился на закат. В этот момент многие не узнали бы в нём вечного раздолбая Джирайю, автора хентайных книженций и бесстыдного извращенца. Только Цунаде вздохнула бы и покачала головой, гладя побратима по встрёпанной белой гриве… Но Хокаге сейчас не было рядом и никто не мешал Джирайе осторожно ворошить давно и надёжно похороненные воспоминания.
«- Хватит на меня таращиться, Джирайя! Всё равно повторить это ты не сможешь.
- Не больно-то и хотелось, пресмыкающееся.
- Тогда подбери челюсть с пола, тупица.
- А ты обзаведись наконец хребтом, а то, судя по твоим движениям, свои кости ты где-то оставил!..»
Отрабатывать захваты на Орочимару было гиблым делом. Но приятным. В этом Джирайя признался себе только лет в тринадцать, сидя на подоконнике, таращась на луну и пытаясь успокоиться после жаркого и неприличного сна, в котором его напарник делил с ним постель.
У него была очень светлая кожа, мгновенно сгоравшая на солнце. И густые, тёмные, тяжёлые волосы. Он был упёртый, надменный, привередливый и очень любопытный. Когда он скучал, он начинал что-то рисовать на первой попавшейся более-менее гладкой поверхности, а Джирайя и сам не замечал, как начинал заворожено следить за быстрыми движениями тонких пальцев. От его широкой кривой улыбки холодела спина, и хотелось сказать что-нибудь едкое и сражающее наповал, чтобы стереть эту ухмылку с красивого лица...
… целоваться было приятно, но непривычно. С девчонкой всё по-другому, а тут всё не оставляло ощущение, что это очередная тренировка, соперничество, и нужно победить, доказать, сломать…
Нет. Ломать не хотелось.
Он прижимал напарника к дверному косяку и целовал взасос, в любую секунду ожидая ядовитого укуса. Но Орочимару не шевелился и не закрывал глаза, таращился на Джирайю, так что пришлось зажмуриться самому, чтобы не видеть так близко этих изумлённых змеиных глаз. Он был совсем рядом – тёплый, живой, с колотящимся сердцем и сбившимся дыханием, и Джирайа судорожно обнимал его, чувствую напряжённые плечи и идеально прямую спину под тонкой тканью кимоно.
«Я должен себя контролировать»
С придушенным стоном он сорвал наконец пояс, скользнул пальцами по горячей коже, и ладони сошлись на длинных гладких мышцах спины. Джирайя очертил губами выступающую скулу, впалую бархатную щёку, лизнул ямку между ключицами…
«Почему он не отвечает?!»
Джирайя поднял голову и вгляделся в глаза напарника. Тот смотрел на него с каким-то загнанным недоумением, и без того узкие зрачки почти исчезли, в янтарных глазах отражались косые лучи солнца.
«Я НЕ МОГУ ничего контролировать»
Медленно, как во сне, Джирайа коснулся губами кончика тонкого носа и запустил пальцы в блестящие тёмные волосы.
- Джирайя, - сдавленно выдохнул Орочимару.
- Если не кусаешься, то хоть обними меня, - собственный голос показался саннину хриплым и неприличным. Орочимару смешно зажмурился на мгновение и осторожно положил руки на талию Джирайи.
«Ну всё. Вот теперь я…»
Додумать мысль Джирайя не смог, так как Орочимару подался вперёд, целуя напарника. Там, где соприкасалась их кожа, как будто вспыхивал пожар, в мире больше ничего не оставалось, кроме чужих рук и горячего тела, и, казалось, это самое лучшее, что могло случить с этими двумя напарниками – тискаться и целоваться до беспамятства в старом домике, пропахшем пылью и солнечными лучами.
Одежда мешала, так что уже через полминуты два кимоно, шесть сюрикенов, куча кунаев, несколько мотков лески и парочка боевых свитков валялись на полу.
Джирайя прижимал ладонью затылок Орочимару, чтобы он уж точно не мог никуда от него деться, и целовал быстрыми лихорадочными поцелуями губы, щёки, глаза, шею… От этих поцелуев мутилось в голове и что-то стремительно менялось в сознании – он со мной? он рядом?! – и невозможно было отступить или отпустить. Нет. Легче умереть. Орочимару даже взвыл тихонько, впиваясь губами в шею Джирайи и просовывая ладонь под ремень штанов. Белые волосы лезли в лицо, он сгрёб их пятернёй, оттягивая назад голову напарника и вглядываясь в затуманенные синие глаза. Джирайя мотнул головой и сжал его запястья.
- Ты… чего? – хрипло спросил Орочимару, потёрся носом о выступающие ключицы и поцеловал бьющуюся синюю жилку у основания шеи. Джирайя вдруг замер, сведя светлые брови на переносице. Орочимару непонимающе уставился на него и скользнул пальцами по широкой груди:
- Да в чём дело?!
- Ты… – Джирайя вдруг опустил руки и отодвинулся от напарника, глядя куда угодно, только не ему в глаза.
Что-то лёгкое и невесомое, но очень важное, бесследно исчезало, и как-то очень ясно и понятно становилось, что всё происходящее – ошибка.
Мерзкий голос на задворках сознания издевательски хохотал и приговаривал: «Ну как ты мог поверить, что он захочет быть с тобой, а?». Джирайя отступил ещё на шаг, отчаянно краснея и начиная тихо ненавидеть себя. Орочимару всё так же стоял у косяка, полуголый, растрёпанный, с распухшими от поцелуев губами.
Ошибка. Но ещё не поздно повернуть назад.
Беги. Охотники смотрят в сторону, красные флажки разметались в густой траве и можно одним прыжком скрыться в тёмной чаще.
Сделать вид, что ничего не случилось.
- Что, здравомыслие взыграло?! – вдруг прошипел Орочимару и опасно ощерился. Джирайя икнул от неожиданности – Бежать решил?!
- Но…
- Я знал, конечно, что ты трус, но чтобы настолько! – Орочимару надвигался на напарника, судорожно поддёргивая пояс спадающих штанов. Штаны упрямо падали, Джирайя усиленно отводил глаза, Орочимару от этого ярился ещё больше.
Он не оттолкнул его, хотя должен был. С чего бы это ему целоваться с этим ничтожеством? Ха, вот ещё не хватало! Но, тем не менее, целовался, и прижимался теснее, и водил пальцами по пылающей, чуть шершавой коже, и слушал тяжёлый стук сердца – очень близко… И ему это, чёрт побери, нравилось!
А этот белобрысый шалопай теперь вздумал отступить. Он, видите ли, испугался!
- Стоять! – негромко рыкнул Орочимару, так как Джирайя, кажется, уже решил сигануть в окно. Тот остановился и загнанно уставился на него синими глазищами – Я что, такое страшилище?
- А? – поразился Джирайя – Конечно, нет!
- А что тогда? – подозрительно ласково поинтересовался Орочимару. От возбуждения было трудно говорить, он непроизвольно облизнулся и скользнул рукой по своему животу. Джирайя тяжёлым взглядом уставился на явственную выпуклость под тесными штанами напарника, Орочимару, перехватив его взгляд, невольно усмехнулся.
«Никуда ты не денешься. Я тебя не отпущу»...
-Джирайя! – гаркнули под окном. Отшельник от неожиданности клацнул зубами и прикусил язык.
- …твою мать!!!
- Что ты сказал?! – вызверилась Цунаде, маячившая под окном.
- Ничего! – мигом сориентировался в расстановке сил Джирайя – Это я так, от неожиданности… Ээм, ты что здесь делаешь?
- Да так, - пожала плечами хокаге – Выдалась свободная минута, решила прогуляться с Шизуне, а тут ты… стоишь.
- Ну, стою, - осторожно согласился Джирайя – А что, нельзя?
- Да можно, можно, - с сомнением протянула Цунаде – Но у тебя такое лицо, будто у тебя на глазах лягушку препарируют…
Джирайя невольно передёрнул плечами и поёжился.
- …или будто голый Орочимару дефилирует, - как ни в чём ни бывало закончила Цунаде – Вот я и забеспокоилась.
- Буа-ха-кха-кхеаа-а-а… - припадочно закашлялся Джирайя.
- Что?
- Н-нет… Я в порядке…
- Ну-ну, - пробормотала хокаге – Псих…
Джирайя проводил блондинистую и в высшей степени фигуристую бывшую напарницу ошарашенным взглядом. Цунаде всегда была сверхъестественно проницательна во всём, что касалось непосредственно Джирайи, и он всегда смутно подозревал, что она в курсе их с Орочимару отношений. В курсе - и не вмешивается.
…ему было больно, Джирайя это видел. Призвав на помощь всю свою выдержку, он остановился и замер, прислушиваясь к тяжёлому дыханию. На атласной напряжённой спине Орочимару сияли солнечные зайчики, чёрные волосы тёмными змеями свесились вперёд, сквозь тяжёлые гладкие пряди сверкали серьги… Джирайя, одной рукой придерживая его за бок, второй провёл по изящной ложбинке позвоночника:
- Мне… прекратить?
- Нет…
Ничего у них не получилось. Раньше Джирайя был уверен, что сам допустил где-то ошибку, не сумел удержать напарника… теперь же, спустя целую жизнь, он понимал, что ни в чём не был виноват. Выбор, решение… Что угодно, но это ЧТО-ТО принадлежало исключительно Орочимару, и он, Джирайя, был здесь абсолютно ни при чём. Он сделал всё, что мог…
…или не всё?
Всё, твёрдо сказал себе Джирайя. Всё и даже больше.
Просто мои слова значили для него меньше, чем я предполагал.
Красное зарево заката как-то незаметно потухло, оставив мягкую синь в летнем небе. Джирайя побарабанил пальцами по подоконнику и в сильнейшем раздражении отошёл от окна.
Он ведь крутой, тёртый, умудрённый жизнью ниндзя. Он беспощаден к врагам и в его сердце не должно быть места сантиментам. Тогда какого хрена он теперь, как маразматический старик, предаётся воспоминаниям?
Когда они встретились в последний раз – когда Тройка собралась вместе впервые за многие десятилетия – Джирайя почувствовал что-то странное в разгар самой настоящей битвы. Отголосок старого тепла, счастья и привязанности, его самой первой любви. Он даже сформулировал, на что это было похоже. На тоненький, неуверенный звон старого-престарого детского колокольчика, потемневшего от времени, покрытого царапинами, со сколом на краешке, который нашли в груде поломанных детских игрушек. Нашли, вгляделись безразлично, вслушались в тоненький срывающийся звон… и швырнули обратно, к таким же некогда нужным, теперь же поломанным и негодным вещам. Мёртвым.
Но его также не оставляло ощущение, что не он один услышал этот звон. Ему упорно казалось, что ещё кто-то, знакомый и очень близкий, тяжёлым пристальным взглядом смотрел на тускло сверкающий кусочек металла и ещё долго вслушивался в затихающий звон.