Часы показывают только начало второго ночи, когда Сасори заканчивает в очередной раз осматривать свою последнюю работу. Его преследует чувство, что с новой марионеткой что-то не так, но он никак не может понять, в чём дело. До рассвета ещё уйма времени, и Сасори укладывает золотоволосую куклу – всё, что осталось от бывшего напарника, - в кровать, а сам садится за стол и надолго замирает без движения. Не то чтобы он делает это из нежности или сентиментальности – просто он уже привык, что, пока Дейдара спит в кровати, он дожидается утра, застыв в одной позе. Теперь же, когда напарник стал всего лишь его очередной куклой, Сасори пытается воссоздать видимость их привычного существования: он ведь так ненавидит перемены.
Блёклый свет гостиничного номера кажется вязким.
Сасори уверен, что, если бы он был человеком, то наверняка чувствовал бы его давление на своих плечах. Дейдара, по крайней мере, часто говорил о таких вещах. О том, что в номерах дешёвых гостиниц ему трудно дышать, а небо даёт ощущение полёта ещё до того, как он взбирается на свою птицу.
Дейдара вообще был странным. Необычным и непонятным. У его лица было больше выражений, чем у Сасори – марионеток. Он мог хмуриться, а в следующее мгновение – улыбаться. Почему-то Сасори увлекало то, как легко эмоции проявлялись на его лице. Даже понимая, что это только игра мускулов под гладкой белой кожей, он не мог оторвать взгляд.
В последний при жизни раз лицо Дейдары выражало ярость.
В тот день им пришлось разделиться и сражаться каждому со своим противником. Сасори победил без особых потерь, а напарник, хоть и уничтожил врага, пострадал сам.
Когда Сасори нашёл Дейдару, у того не было чакры даже на самое простое дзютсу. 
Осмотрев его тело, кукловод пришёл к выводу, что напарнику недолго осталось. Тот и сам это понимал. Зажимая одной рукой рану на животе, Дейдара ещё пытался взорвать себя, но у него ничего не выходило.
На ладони красными лоскутами болтались остатки языка. В глазах плескалась ярость и – отчаяние. Дейдара знал, что будет с его телом после смерти. Больше всего он не хотел стать марионеткой - ведь это означало проиграть напарнику и его «искусству», - но и изменить уже ничего не мог.
«Только попробуй сделать из меня куклу, ублюдок! Я тебя с того света достану!» - захлёбываясь кровью, кричал Дейдара, а потом неожиданно затих. В светлых глазах отражалось небо, и Сасори они запомнились голубыми, хотя он знал, что при жизни они казались скорее серыми и словно меняли цвет в зависимости от освещения и настроения хозяина.
Сасори провёл рукой по перепачканным в пыли и крови золотым волосам. Этот жест пришёл к нему откуда-то из детства. Он припомнил, что так делают люди, когда хотят кого-то утешить или показать, что любят.
Что до предсмертных слов напарника – Сасори они волновали не больше, чем обычных людей волнует судьба приготовленной на ужин коровы. Иногда только вспоминалась эта глупая угроза, но с того света ещё никто не мог добраться. По крайней мере, пока сам Сасори был на этом, а он планировал тут задержаться.

Время тянется медленно. У Сасори нет необходимости пройтись по комнате, потянуться или сменить позу. Он даже не сможет заснуть. 
Сквозняк шевелит занавески на окнах. Сасори поднимается со стула и подходит к лежащей в кровати кукле. Он проводит рукой по золотым волосам, пробуя угадать, какими они должны быть на ощупь, и, осторожно подцепив одеяло, накрывает им марионетку, словно та может замёрзнуть.
На мгновение ему кажется, что кукла вздыхает, как вздыхал Дейдара во сне, но, мельком глянув на встрепенувшуюся занавеску, он понимает, что это только сквозняк.