Чемодан без ручки

Кожаный ремешок кейса, так удобно легший в ладонь пару недель назад, на поверку оказывается подделкой, причем паршивой. Ткань вытягивается, показывая начинку, кусочки якобы черной кожи свисают мелкими клочками. Еще немного – и оторвется.
Нести кейс подмышкой чертовски неудобно.

Новый кейс в этой глуши не купить. Этот, того гляди, останется без ручки. Можно вырезать новую, аккуратно приладить ее на место прежней, но где взять подходящий материал? Я стою на перекрестке, оглядываюсь по сторонам.

- Какого ебаного хуя мы здесь забыли?
- Уймись.
- Еще раз повторяю, какого ебаного…
- Не прекратишь меня задалбывать, вырежу ремешок из твоей спины, - я показываю, откуда примерно, и Хидан шипит сквозь зубы:
- Еще чего…
- Я не шучу. Вот отсюда.
Угроза, как ни странно, работает. Хидан суеверно оглядывается на собственную спину, целует медальон, прогоняя дурные мысли.
- У себя с жопы вырежи, - бормочет себе под нос. Неровный прямоугольник, обведенный пальцем на спине, несколько минут не дает ему покоя. Хидан настороженно поглядывает, не подпуская сзади.
Я держу чемодан подмышкой. У меня прочное ощущение, что это не единственный чемодан без ручки в моей жизни.

Хидан матерится, но послушно шагает в выбранном направлении. Спорить с ним бесполезно. Впрочем, как и ему спорить со мной. Он идет, все еще не подпуская меня со спины – помнит про угрозу, наверное. Шагает рядом, перекладывая косу с плеча на плечо.
Хидан набит суевериями, как старый матрас – вшами. Думает, что никто этого не замечает, но манера целовать медальон, шептать мантрочки, сдувать с ладони нечто невидимое бросается в глаза. Крохотные ритуалы, навязчивые. Если долго следить за ним, в один прекрасный день можно обнаружить себя сдувающим с ладони невидимые пылинки.

Хидан смотрит на медленно закипающую воду, старается ее поторопить, все мысли занимает кипяток. Занят костром, уже не орет на воду, сосредоточенно пихает щепки и тонкие веточки в огонь, выражение лица настороженное и внимательное.
Хидан красивый, охуительно красивый. Так он говорит о себе, и с ним невозможно не согласиться. Нежная кожа, такая светлая, на запястье видны тонкие подрагивающие венки, сетка сосудов у самой ладони. Запястья у Хидана крепкие, предплечья увиты венами – голубоватыми, четкими венами. Только надорви зубами – и пойдет кровь.
Грызть руки напарника бессмысленно. Делать это глупо, да и незачем.

А Хидан любит подойти и неожиданно вцепиться в плечо. Не осторожно прикусить, пробуя на вкус, а хорошенько вцепиться, до лилового синяка, сжав челюсти до предела. Угомонится может, только если по этой самой челюсти съездить кулаком, не жалея.

В первый раз я избил Хидана, когда тот перешел все границы. Залил своей и чужой кровью все вокруг. В липкой красной луже утонул плащ и свернутые в кармане документы. Тогда подумал, что Хидана нужно наказать, как ссущего в углу котенка. Ткнул в кровавую лужу носом, больше сам перепачкался. Хидан смеялся. Кровь текла по лицу, по зубам, оскаленным в улыбке, капала с кончика носа. Я ткнул его еще раз. Хидан смеялся. Я сломал ему руку, вывернув в одну секунду, кость прорвала тонкую, нежную кожу, крови в луже прибавилось. Хидан дрыгал сломанной рукой, выл от боли и смеялся.

Смысла бить Хидана нет совершенно никакого.

Мы долго собираемся с утра. Хидан молится, я читаю. Каждый из нас не готов поступиться привычным ритуалом. Мы долго выходим, долго идем. Хидан иногда бурчит, что нас прозывают главными тормозами Акацки. Я говорю, что главный тормоз – это он. Хидан несогласен, считает, что я его вечно задерживаю.
Хотя его, в общем-то, это не задевает.

Найти подходящий ремешок оказалось не так-то просто. Покупать новый кейс в этих деревенских лавках, забитых барахлом и ширпотребом, тоже не хотелось.
- Блядь, мы тут на три часа застряли, - сказал Хидан. Поднял темно-коричневый баул, мерзкого вида и цвета. Старушачья кошелка, а не чемодан. – Вот, бери, и пошли уже, блядь. Чего тебе не нравится?
- Не нравится.
- Ну ебаный в рот, - протянул Хидан, зыркнул на продавца, отчего тот отошел подальше. - А этот?
- И этот не нравится.
Хидан положил точно такой же, только серый баул на место, потянулся и поднес к моему лицу здоровый квадратный чемодан в красную клетку. Я молча покачал головой.
- Смотри, блядь! – Хидан потряс чемоданом, внутри что-то прогремело, - смотри, он на колесиках.
- И что?
- На колесиках! Ездить будет быстро!
- Лучше б ты был на колесиках. Было бы эффективнее, - он все-таки раздражает меня.
- Да иди ты в пизду, мудила! – Хидан швыряет чемодан на витрину, отворачивается демонстративно. – Я не буду тебя ждать еще три часа.
- Не жди. – Я пожимаю плечами, но подходящего товара не найти. Я выхожу из лавки, прихватив Хидана за собой, тащу его за шкирку. В другой руке кейс без ручки. Неудобно. Все руки заняты.

Ночь тихая и спокойная. Я пришиваю новый ремешок, потому что Хидан спер где-то подходящий отрез кожи. Он говорит, что нашел, но я подозреваю, что стянул, просто мимо проходя. Вот если относиться к этому с должной степенью серьезности, то Хидана однозначно следует отучить от подобного. Потом еще надо отучить его материться – в мой адрес, естественно. Я размышляю над этим, аккуратно прокалывая плотную кожу. Но я ему не мать, не отец и не учитель. Не намерен тратить свое время на очередного бестолкового сопляка. Не больно мне охота подходить к нему с должной степенью серьезности.

Я подгибаю черную, тускло поблескивающую кожу, проверяю пряжку на всякий случай. Но пряжка стальная и крепкая. Хидан сопит где-то рядом. Делает вид, что ему неинтересно. Он не совсем обычный сопляк, конечно. Совсем не сопляк, во многом он уже очень взрослый. Сформировавшийся, это отчетливо видно. Странно сформировавшийся, непривычно для меня. Хидан откровенно странный, мыслит непривычными мне категориями, и логика его настолько отличается от моей, что порой я не вижу, не могу найти никакой точки соприкосновения.

Взять одну из его самых странных и привлекательных для меня черт – абсолютное равнодушие к деньгам. Этого я понять не смогу никогда. Как бы я не старался. Когда знаешь цену деньгам, чужое безразличие к ним на поверку всегда оказывается мнимым – я знал немало людей, которые утверждали, что деньги в жизни не главное, что есть вещи и поважнее денег. Особенно смешно утверждение о ценности дружбы в нашей нелегкой жизни – как только человек становится перед выбором, ценность дружбы, а вернее, ее цена резко падает. В тот самый момент, как только становится возможным обмен дружбы по сходному курсу на хрустящие бумажки.

К Хидану это не относится.

Хидан не относится к деньгам вообще никак – разве что сумма, которую неоднократно назначали за его голову. Хидан суеверен, медлителен и упрям, он медленно считает и не любит это делать. При этом Хидан единственный, кто не попытался опрокинуть меня. Ни разу не попытался обокрасть, или провернуть какую-либо аферу. И Хидан не ставит ни во что ни дружбу, ни деньги. Не трепал своим языком, не лгал. Открыто ставил силу выше всего, и был готов скрупулезно выполнять свои весьма мазохистские ритуалы, лишь бы получить ее. И боялся меня лишь потому, что я был сильнее. Все предельно просто и логично. Настолько просто, без заковырок, потайных смыслов и внутренних секретов, что я не мог поверить в эту простоту.

И сам, в общем-то, промахнулся с ним. И то, что я сейчас не вижу выхода – только собственный просчет.

В первый раз я трахнул его, когда Хидан сам подставился. Прохладный, вымокший во время дождя, сам подлез под бок. Стиснул мои пальцы, приложил к собственной груди. Повел вниз, к твердому животу, к невидимым светлым волоскам на лобке. К возбужденному члену, стоявшему крепко. Сказал:
- Если ты погладишь меня здесь, я кончу.
Соврал.
Кончил я, не ожидая почувствовать под пальцами живое тепло. Податливое тело, прохладное и доступное.

Это было ошибкой. Поначалу я не был против приласкать его, не против был трахнуть его, поскольку достаточно было одного взгляда на Хидана, чтобы подумать об этом. Хидан и не скрывал собственного темперамента и привлекательности, напротив. Денег не тратил даже на шлюх – ему было проще соблазнить, либо взять силой. Меня, стало быть, он соблазнил. Легко задел нужные струнки, чтобы я захотел его. Мне не казалось это чем-то опасным – не залетит, не девка. О других последствиях я не задумывался. А зря.

- Чего ты хочешь? – спросил я, изучающе дотрагиваясь до него кончиками пальцев. Взял в ладонь его крепкий член с бледно-красной головкой, провел пальцем по теплой гладкой шкурке. Хидан вывернул голову – промокшие светлые волосы мазнули меня по лицу – изогнулся и посмотрел мне глаза в глаза.
- Этого.
- Хорошо, - согласился я, сам того не ожидая. И Хидан кивнул в ответ моим словам, приопустил белые ресницы, губы изогнулись в довольной улыбке. Я машинально поглаживал его, блуждая ладонями по его телу, касаясь такой нежной, бархатистой кожи. И размышлял, естественно, что еще я мог делать. Возможно, это была некая степень доверия с его стороны, которое он мне вдруг захотел оказать. Не думаю, что он испытывал ко мне какие-либо чувства. Возможно, что для него это было внове и интересно… Возможно, я опять все усложнял, и Хидану просто наскучило дрочить в кустах в одиночку.

В любом случае, пока я его осторожно притрагивался к его свежему юному телу, у меня снова встал. Поскольку сам Хидан ничего делать не торопился, пришлось самому позаботиться об этом. Если Хидана и устраивало дрочить в мокрых кустах, то меня – нет. Он нетерпеливо ерзал под деревом, пока я возился с палаткой, чтобы не утыкаться ладонями в раскислые под дождем мокрые листья.
- Ты ебаный тормоз, - проговорил он тихо и проникновенно, откидывая влажный полог. Забрался внутрь, скидывая сандалии, устроился в одном углу. Обхватил ладонями колени и подтянул к себе, смотрел из темноты на меня. Внутри все дышало сыростью и прохладой. Я придвинулся к нему, и совершенно забыв о том, что хотел всего лишь трахнуть его по-быстрому, чтоб крепче спалось, потянулся ладонями к его лицу. Прикрыл глаза и почувствовал, как его губы касаются моего виска, как скользит вниз шероховатая ткань маски. Хидан охотно потянулся ко мне в ответ, прижался своими губами, прохладными и упругими. Дыхание его было прерывистым от желания, целовался он умело и жестко, то и дело прихватывая зубами губы и кончик языка. В тесноте я едва стащил с него плащ, рванул вниз его полуспущенные штаны, не успев раздеться сам. Хидан был рядом, настойчивый и нетерпеливый. Опрокинул меня, прижав ладонями к шершавому брезенту, выстилавшему низ. Уставился мне в лицо, и тут же оказался снизу – я спихнул его с себя. Снял окончательно маску и встряхнул головой, расстегнул ширинку, отчего Хидан закусил губу и отвернулся, шепча что-то себе под нос.
- Хочешь меня? – спросил он, когда я сцапал его за волосы, вынуждая посмотреть мне в лицо. Я не нашелся с ответом, потому что и так все было очевидно. Выпустил его волосы, потрепав по щеке. Не хотел сейчас ничего иного, чем добраться до его тела. Хидан не возражал – лежал, редко моргая, поглаживал свой медальон и дышал прерывисто. Светлые волосы растрепались, легли в беспорядке. Я невольно вплел пальцы в тонкие пряди, приглаживая их, а Хидан, соскучившийся по ласке, прильнул к моей руке. У меня возникло странное чувство, что Хидан обрел смысл. Он не был особо нужен мне, как напарник, поскольку я всю жизнь прекрасно жил в одиночку. Мне не о чем было с ним говорить, потому что нас интересовали совершенно разные вещи. Он не любил помогать мне в драке – точно также как требовал не вмешиваться в его поединки. Хидан не был нужен – ровным счетом до этой минуты.

Глядя на то, как он, теплый и напряженный, сладко жмурится в предвкушении, как льнет к моей руке, шепча что-то, мне самому стало хорошо. Куда лучше, чем было. Светлые ресницы его чуть заметно подрагивали. Я склонился над ним, осторожно целуя его белую кожу, почувствовал его пальцы на своей шее. Он укусил меня в плечо, вновь сжав зубы слишком сильно, и я тряхнул его. Хидан расцепил зубы и заскулил:
- Давай… блядь, пожалуйста…
Никакой смазки у меня, естественно, не было. Я всухую вошел в него двумя пальцами, отчего его лицо исказилось от боли. Я с усилием попытался войти глубже, но он мучительно задышал, ничего не сказав, отчего меня самого словно тряхнуло. Я не хотел причинять ему боли, поэтому замер, не вынимая пальцев. Сам не могу сказать, отчего не хотел делать ему больно, но сейчас мне это было самому неприятно. Была какая-то разница, не до конца понятная, но набить морду Хидану, выбив парочку зубов – это что-то другое, нежели сейчас – когда он лежал подо мной, доверчивый и тихий.
Не стал ничего говорить ему, не смог подобрать нужных слов. С промокшего брезента капало – видимо, в ткани были прорехи. Я закрыл Хидана собой, вытянул на нем, опираясь на локоть. Прикасаться к нему, трепещущему и живому, было приятно, невыносимо, до зубной боли приятно. Я осторожно вынул пальцы, сплюнул на них. Дотронулся до него, вновь вставляя.
Хидан сам подставился. Позволил себя трахнуть. Захотел этого. И все словно встало на свои места.

А я не ожидал, что так сильно привяжусь к нему после. Если до того мне было наплевать на Хидана, жив он, мертв, здоров или болен – потом все вдруг стало иначе.
Не сказать, что удобнее. Хидан не тот тип, с которым приятно постоянно общаться, или находиться вместе. Никогда неясно, что придет ему в голову в следующий момент.

И его чувства для меня – как чемодан без ручки.

При этом перед сексом он часто взволнован, дышит неровно, скрывая волнение за напускным хамством. Иногда не скрывает - просто подбирает под себя ноги и смотрит искоса. Доверяет.

Хидан – последний человек на земле, которому можно что-либо доверить. При этом я тоже проникаюсь доверием к нему. Видимо, во мне еще сохранились обычные человеческие инстинкты. Это забавно.

А Хидан в постели отвечает моим инстинктам. И это явно было ошибкой в расчетах. Хидан в роли девочки был упоительно прекрасен, но проблема была в том, что девочкой он не был. Подо мной на земле стонал молодой, красивый самец, сильный и напористый, и отдаваться для него было явно недостаточно. Ему хотелось брать, и если не дают – то силой. Впрочем, парень понимал, что силы его недостаточно, поэтому действовал хитро. Весь этот его матерный треп, заговаривание мне зубов – Хидан шел к своей цели.

- Ну тебе жалко, что ли, блядь, - пробормотал он как-то раз на привале, отвлекая меня от чтения газеты, - жалко, да?
- Жалко что?
- Дай мне, - попросил он, и верхняя губа его едва заметно дернулась от нетерпения, - дай.
- Нет.
- Дай-дай-дай… - заскулил Хидан, сглатывая слюну, подобрался ко мне ближе, потрогал за колено. Облизал губы хищно и сверкнул красными глазами: - Дай-дай-дай.
- Нет, я сказал. - Прикрикнул я на него, и Хидан унялся, отлез ближе к костру. Полез в жар, едва ли не пальцами, то ли мне, то ли самому себе назло. Отсветы пламени заплясали на его недовольном лице.

Я ожидал, что он сейчас обожжется, разозлится окончательно и разорится гневной тирадой, попутно растоптав костер, но Хидан опустил голову, уставился на пляшущее пламя и замер в одной позе. Светлые тонкие волосы трепетали от горячего воздуха вблизи огня.
- Это несправедливо, - заметил он, наконец, обернувшись ко мне. – Несправедливо.
- Мир вообще жесток и несправедлив, - я пожал плечами. Хидан не подошел ко мне, не подлез ближе, оставаясь все в той же позе. Видимо, не рисковал настаивать силой, но и просить больше не хотел.

Оказывается, Хидан действительный был гордым, а не только напоказ.

Простейшая техника, известная, наверное, всем, и только я забыл ее за ненадобностью. Хидан перестал со мной разговаривать. Вообще. Гордый Хидан. Я тоже был гордым, и тоже молчал.

Хотел трахнуть его. И трахнул – все так же молча. Хидан молчал, кривил губы. Не вырывался. Лучше б вырывался и отбивался.
Не остался со мной рядом после, не ткнулся привычно распотелым лбом в плечо, бормоча ругательства. Просто поднялся, подтерся рукавом плаща (ткань равнодушно прошуршала) и натянул его на голое тело. Ушел и встал у костра. Я лежал один. Молча. Плечо мерзло.

Хидан оказался набит не только суевериями, звериной жестокостью и гордостью. В нем было еще что-то, кроме. Хидан не был симпатичной девкой. Хидан был мужчиной. И трахать его так – как девку, бесчувственно раскинувшую свои ноги – я больше не хотел.

И Хидан по-прежнему точно знал, чего он хочет. Сложно было представить себе человека, которому хотя бы в пьяном бреду пришла бы идея трахнуть меня. Но Хидана, видимо, ничего не смущало.

И его желание оказаться сверху мешало жить. Мешало дышать спокойно, потому что Хидан все время был настороже, словно зверь в засаде. Это было слишком.

В итоге я принял решение. Это был не самый лучший выбор, но это было единственное решение, которое позволяло сохранить хоть какое-то подобие баланса и гармонии в команде. Хидан-то как раз не видел здесь ничего предосудительного, если он вообще подозревал о существовании такого понятия, конечно. Хидан считал это справедливым. Я – нет, но иного выбора не было.
Конечно, можно было бы пойти иным путем – переломать его, это не так сложно, и я знаю, как это делается. Однако мне всегда было проще не иметь отношений с людьми, либо ломать означенным людям шеи, чем подстраивать под себя.

Я сделал свой выбор. Выбрал тот путь, к которому Хидан толкал меня так настойчиво.

Я узнал Хидана лучше. Судя по тому, как Хидан ведет себя в постели – я был у него первым мужчиной. Хидан ведь любит ритуалы, маленькие и почти незаметные. Хидан обязательно сплевывает на пальцы, когда делает это со мной. Обязательно, даже если есть смазка. Хидан толкает меня в плечо, укладывая под себя. Мне неприятно все это, неуловимо неприятно, как крохотный писк, на границе с ультразвуком – и вместе с тем достаточный громкий и раздражающий, что никак не отмахнуться. Однако я принял решение, и я не сопротивляюсь. У меня есть веские причины, чтобы поступить именно так, и если приходится потерпеть – что ж, я умею терпеть.

Хидан напирает на меня. Дышит мне в лицо или в плечо, он молодой, и от его дыхания пахнет чем-то свежим и приятным, похожим на водяные цветы, лилии или кувшинки, или на только что взрезанный арбуз. Хидан осторожно вводит два пальца, мне это не нравится, потому что обычно я не позволяю людям засовывать в меня что-либо, особенно таким образом. Я не привык. Не привык чувствовать себя под кем-то. Но Хидан молодой, его тело пахнет свежим ветром, и даже если он потный – все равно это приятный запах. Мне нравится чувствовать его. И я чувствую, что Хидану нравится быть со мной. И поэтому я стискиваю зубы и позволяю упираться лбом мне в ключицу. Позволяю ему небрежно раздвинуть мои ноги шире, хотя в этот момент я особенно остро чувствую собственную уязвимость, чего я тоже чувствовать не привык.

Хидан шепчет мне на ухо свои странные молитвы, я не удивлюсь, если он сам их придумал. Словно благословляет себя, и меня заодно. И я вновь стискиваю зубы, потому что я хочу любить его такого – расслабленного, доверчивого и по-своему нежного. Я не хочу брать его силой.
Хидан то успокаивающе гладит меня ладонями по бедрам, то целует меня, коротко, едва прикасаясь мягкими подрагивающими губами, то шепчет негромко мое имя – точно так же, как я гладил и ласкал его. Я не чувствую особой боли, но дело вовсе не в этом.
Хидан бесполезный, бестолковый, и от его движений мне ни жарко, ни холодно. Он толкается внутрь достаточно напористо и резко, так как я делал это с ним, так как стал бы это делать любой нормальный молодой мужчина. Приходится прикусить себя за палец, чтобы не сосредотачиваться на всех этих телодвижениях, оставив только приятные мне мысли, почувствовать, наконец, смысл всего происходящего, приобщиться к нему. Но я не могу внутренне расслабиться и позволить себе получать удовольствие от этой близости, потому что происходящее слишком неправильно, и все должно быть иначе. Но у Хидана другой взгляд на этот вопрос.

Единственное, что есть в этом хорошего – момент, когда Хидан кончает. Он кричит пронзительно, или низко рычит, ахает и всхлипывает. Дрожит всем телом, а потом обессилено падает рядом со мной, утыкаясь головой мне в плечо. Плечу тепло от того, что он рядом. Хидан сворачивается, обнимая мою руку, лежит на ней. Отлеживает мне руку, но я не стряхиваю его. Слушаю, как он бормочет что-то себе под нос, щекоча дыханием кожу.

В этот момент я почти готов простить Хидану все.

- Слушай, - Хидан поднимает голову, спутанные волосы прилипли ко лбу, - хочешь, блядь, анекдот расскажу?
Я молчу.
- Слушай, короче. Подходит один мужик к другому и спрашивает: «Здесь пидорасы живут?» А тот ему и говорит: «Не знаю, щас у жены спрошу – Эй, Итачи, у нас пидорасы живут?»
Я молчу. Хидан смеется, потом тоже умолкает.
- Эй, ты чего? Тебе смешно? Смешно, правда ведь смешно?!
 



Источник: https://ficbook.net/readfic/3263762
Категория: Акацки | Добавил: Natsume-Uchiha (30.12.2018)
Просмотров: 296 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar